Дарья Зарубина: Ведьма

— Милостивый государь… — начал было Юрек.

— Давай уж, братец, без чинов. Все по Землице ходим — уж какие государи нынче… Топь тебя побери… Вали свою печаль на княжью голову! Одной больше, одной меньше… с отцом твоим, Юрек, от одного учителя батоги принимали, тебя на руках нянчил — так уж и осерчаю, да не убью, Черному князю не отправлю… Каська опять?

Юрек вздохнул, распрямляя широкие плечи, тряхнул головой.

— Кабы только Каська… Укороти, князь, твоего любимца. Ведь шепчутся мужички. У всех жены, не все в ладу. А на бабий подол замка не повесишь. Мужички пошепчутся и… беды б не было. Змею у сердца греешь…

— Так уж и змею, — усмехнулся Казимеж. — Не всяк змея, кто шустрей тебя. Обнимали бы баб погорячей, так и Илажке б не разгуляться…

Под насмешливым взором князя Юрек потемнел лицом, придвинулся ближе и заговорил торопливым шепотом. Прошка подкрался, завалился под скамьей и принялся с видимым усердием гонять блох. Не на шутку разволновавшийся Юрек только толкнул его ногой, но не прогнал — и Проходимец жадно вслушивался в его сбивчивый быстрый шепот.

Только ровным счетом ничего не понял.

Илажка, княжин черноголовый любимец, зарился, по словам путаника Юрека, на чужое, только взял какое-то «свое» у Юрековой Касыда да «урвал» у Немирки, покуда ее благоверный таскался в Дальнюю Гать на рынок за новым жеребцом.

Прошка помотал головой, недоумевая. Немирка вовсе не выглядела как-то иначе, наоборот, повеселела и даже к нему, Проходимке, стала приветливей — и ежели Илажка что и урвал, то из такого места, что сразу и не приметишь.

Проха тихо зарычал, думая, не ухватить ли клеветника Юрека за ногу. Не рвал Илажка никого — в это Проходимец никак не поверил бы. Иларий ему нравился. Хороший он, черноголовый, щедрый. Собак, хозяйских ли, вольных, никогда не обидит. А бывает, злится старый хозяин, у всей дворни чубы трещат. А войдет Илажка, сверкнет веселыми глазами — и от его шуток повеселеет Казимеж. Уж глядишь — треплет по голове верного Проху да раз — полную миску со стола… С потрошками, с косточкой…

Нет, не мог черноголовый от Немирки рвать — большого сердца человек.

А если и урвал чего, так уж не от этой тощей черпальной ложки. Если б ему, Прохе, выбирать, от кого, рванул бы он от Каськи чернобровой. У той мясца — как на княжьем столе. Напутал, видно, бестолковый Юрек, — это у Каськи черноголовый урвал, а у Немирки «свое» взял.

Да только Казимеж, видно, Юрека понял — нахмурился, покачал головой, языком прицокнул.

— Виноват Иларий, — пробормотал князь, — только что ж я сделаю, Юрек? Ведь молодого да холостого не то что князь — Земля-создательница в штанах не удержит…

Казимеж, озлясь на беспутника-любимца, хлопнул ладонью по шершавому дереву скамьи, но запечалился, уронил руку. И Проходимка тут же сунулся под нее ласкаться. Да не к месту. Князь оттолкнул широкую лопоухую голову пса.

— Ладно, Юрек, — проговорил он медленно и строго. — С утра голова яснее. Я тебя услышал — себя послушаю… Подумаю, как с вами быть. А уж свою Каську сам крепче за подол держи… Теперь ступай, гостя встречать буду.

И Казимеж с мрачным и темным лицом пошел к дому — на светлой дороге, отделившись от черной кромки леса, показалась пара конных.

Опальный Прошка не рискнул вернуться в дом за хозяином, а остался во дворе — прилег под деревом и стал смотреть, как приближаются черные фигуры всадников.

Злого человека Проходимец узнал сразу: по длинному черному плащу с капюшоном да по прямой как палка спине. Эк ему так не скверно, словно аршин проглотил, подумалось Прохе. Псу более по нраву были спины смиренные, головы склоненные. От сутулых да угодливых княжеский лопоухий любимец добра видел немерено — тот косточку подаст, тот за ухом почешет да потреплет по загривку, и все на князя смотрят, улыбки ждут. А от прямой спины, кроме пинка да палки, нечего и ждать. Куда там на собак смотреть, когда подбородком в небо тычешь…

Слуга Злого человека нравился Прохе не больше: его круглое мясницкое лицо было искажено страхом — видно, толстощекий не слишком доверялся силе своего хозяина. То и дело озирался, словно ожидал нападения. Это слегка смягчило суровое недоверие Проходимца. Осторожность пес ценил среди самых драгоценных собачьих качеств и крепко уважал в людях. В бессмысленной смелости он, напротив, не видел особенного достоинства, и потому Злой человек вдвое казался ему противен — гаже прямой спины было совершенное бесстрашие княжьего гостя. Осторожный спутник его то и дело проверял притороченную к седлу сумку, не застегнутую — на случай засады. И, стараясь унять простительный всякому живому и смертному существу страх, ежеминутно касался рукой кожаной обложки книги, что на пол-ладони выглядывала из сумки.