Эльхан Аскеров - Месть амазонки

Зарычав в полный голос, он сжал кулаки и взорвался, сотрясаемый судорогой наслаждения. С трудом оторвавшись от него, Лин прижалась лицом к его груди, тяжело переводя дыхание. Его возбуждение пробежало по ее нервам, как удар молнии.

Отдыхая, она не могла заставить себя разжать руки. Ей казалось, что стоит только пошевелиться — и все исчезнет. Пропадет волшебная сказка ощущений. Регулярно бывая в башне наслаждений, она знала все возможные способы любви. Верховная, выбирала раба, и он добросовестно трудился, стараясь доставить ей удовольствие. С самого детства ее заставляли штудировать трактаты о любви, запоминать позы и ощущения, уметь действовать так, как не решится никакая другая женщина. Но в эти минуты она поняла, что это было просто механикой.

Рабы трудились старательно, но в них не было того огня, который зажигает женщину, вознося ее в небеса. Этот воин старался быть просто осторожным, не позволяя себе расслабиться, и именно эта забота заставляла ее пускаться на безрассудства. Окажись он в райской башне, многие амазонки не рискнули бы экспериментировать, но она пошла до конца и не жалела. Ей даже не с чем было сравнить свои ощущения.

— Ты жива? — тихо спросил он.

— Кажется, — ответила она, поднимая голову.

— Сумасшедшая! Я думал, ты захлебнешься.

— Не дождешься. Скорее твой источник иссякнет.

— Хотелось бы знать, кто тебя научил таким фокусам?

— Жрицы. У них есть целые трактаты об искусстве наслаждения.

— М-да! Я думал, что амазонки только получают его.

— В основном да. Эти трактаты не читают.

— Почему?

— Обычные воины в большинстве своем не грамотны. Они изучают только искусство боя.

— Монах говорил, что тренировать и развивать только тело без духа — все равно что тренировать одну руку. Это будет полбойца. Развивать нужно все гармонично.

— Он очень мудрый, этот твой монах.

— Это их философия. Они бродят по свету без оружия и ведут людей к миру, проповедуя добро.

— И они мужчины?

— Да. Среди этих монахов нет женщин.

— Почему?

— Так повелось, — пожал плечами Паланг и без всякого перехода продолжил: — Завтра мы уйдем отсюда. Я сниму дом. Переоденешься в нормальное платье и станешь взрослым человеком.

— Зачем снимать дом? — удивилась Лин.

— Там не будет любопытных.

— Мы можем уйти в клоаку.

— Для меня это просто. А ты?

— Переодевшись, я тоже стану воином.

— Прекрасно. Значит, уйдем на дно, — решительно произнес Тигр.

— Но там будет трудно выжить.

— Разнесу пару шаек, остальные не полезут. Жить все хотят.

— Ты равнодушен к смерти.

— Когда она живет бок о бок с тобой пятнадцать лет подряд, к ней привыкаешь. — Он замолчал, вернувшись к своим воспоминаниям.

Слушая гулкий стук его могучего сердца, Лин незаметно задремала. Они просыпались несколько раз и набрасывались друг на друга, неистово предаваясь любви. Лин чувствовала, как в ее груди просыпается волна благодарности к этому могучему человеку. Как стихия его страсти захватывает ее целиком и уносит в нескончаемый водоворот. С каждым разом ей было лучше и лучше, казалось, этого уже не может быть, но они сходились, и она поднималась на новые высоты.

Утром она героическим усилием воли заставила себя отпустить его. Покончив с завтраком, они спустились в зал и, несмотря на уговоры хозяина, покинули харчевню. Воин шел по улице, ведя коня в поводу. Рядом, держа его за руку, семенило крохотное создание с огненно-рыжей шевелюрой. Войдя в торговые ряды, воин не спеша осматривал лавки с высоты своего роста. Крикливые торговцы наперебой старались заманить его к своим товарам.

Увидев то, что искал, воин двинулся вперед. Солнце начало пригревать, высушивая мелкие лужи, и на улицах появились обыватели. Крохотную спутницу гиганта то и дело задевали корзинами и тюками. Наконец окончательно разозлившись на зевак, воин одним прыжком вскочил в седло и одной рукой поднял свою спутницу.

Тронув поводья, он направил коня в толпу, рассекая ее и заставляя прохожих отходить в сторону. Знакомиться с зубами боевого жеребца охотников не нашлось. Те, кого конь ткнул головой в спину, разворачивались, собираясь, что-то сказать, но, наткнувшись на добрый взгляд гиганта, отступали, проглатывая свои слова.

Подъехав к лавке с товарами, привезенными с востока, воин посмотрел на хозяина и внезапно заговорил на его языке. Услышав знакомую речь, купец подскочил, словно его вытянули плетью, и затараторил в ответ, кланяясь и явно прося о чем-то воина. Спешившись, он осторожно снял девушку и, опуская ее на землю, тихо прошептал только одно слово: