Дуглас Брайан - Красавица в зеркалах

– Возможно, на рассвете силы призраков слабеют, – предположил Конан.

Ты знал этого капитана, – сказал Цинфелин. – На что он способен?

– Я знал Гуннара в ту пору, когда он был еще жив, – возразил киммериец. – Тогда он был способен на многое. Храбрец, ни во что не ставящий ни свою жизнь, ни чужую. Мне было хорошо сражаться с ним бок о бок – и я не позавидовал бы тому, против кого он поднял меч! Но то было давно. В те зимы, когда он был еще жив. Кто знает, каким он стал теперь, когда его изменили чьи-то злые чары!

– Я всегда полагал, – нерешительно начал Цинфелин,- что человек, даже после смерти, даже после того, как на него окажет воздействие злая магия, все равно сохраняет какие-то свои прежние качества.

– Не стоит обольщаться, – возразил Конан. – Маги частенько пользуются этим человеческим заблуждением. Но самые опасные демоны обычно принимают облик чьего-нибудь давно умершего ребенка или погибшей возлюбленной. Такие демоны страшнее всего. Они заманивают в ловушку ничего не подозревающую жертву… Нет, Цинфелин. Если тебе явится с того света твоя подруга, будь уверен: самое лучшее, что ты можешь сделать, – это поскорее снести ей голову и присыпать ее раны пеплом и солью.

Подумав немного, он добавил:

– Впрочем, Гуннар был достаточно плохим – с обычной точки зрения – человеком, чтобы предположить, что после смерти он не слишком-то изменился. Так что ожидай худшего, Цинфелин, и не надейся ошибиться.

Они подошли к башне и начали обходить ее кругом.

– Где-то здесь должна быть дверь, – бормотал Конан. – Возможно, она прямо у нас перед носом, а мы ее попросту не видим.

– Но как же мы войдем, если двери нет?

– Я попробую забраться по стене. Там, наверху, имеются какие-то окна. Возможно, сумею протиснуться.

– Ты? – Цинфелин с сомнением оглядел могучую фигуру варвара.

– А что? – оскорбился Конан. И рассмеялся: – Наверное, ты полагаешь, что по такой стене невозможно вскарабкаться?

– Если говорить честно, то – да, – кивнул Цинфелин. – Она почти гладкая.

– Почти. – Конан весело фыркнул. – Смотри и запоминай, только не пытайся повторить. На такое способны только киммерийцы.

Он сбросил сапоги, сиял с себя тяжелый плащ и остался босой, в штанах и рубахе. Меч был привязан у Конана за спиной.

Ловко, как кошка, он поднялся на уровень первого этажа – точнее, это можно было бы счесть первым этажом, если бы башня имела окна и другие признаки того, что она является человеческим жильем.

Ошеломленный Цинфелин стоял внизу, все выше и выше задирая голову по мере того, как киммериец карабкался по стене. Стена эта была совершенно отвесной и со стороны выглядела гладким, но ловкие пальцы Конана находили здесь опору без особого труда. Он ухитрялся вставлять пальцы ног в крохотные щели и хвататься за совсем незаметные выступы, чтобы подтягиваться все выше и выше.

Вот уже он на высоте трех человеческих ростов…

Цинфелин начал было верить в успех их безумного предприятия, но тут башня ожила. Дверь не появилась там, где она, в принципе, должна была быть; и окон в стене по-прежнему не было. Но призрачные наемники возникли как будто из ничего. Они проступали сквозь стены, спускались с крыши по несуществующим ступеням, которые как будто имелись в воздухе.

Цинфелин с ужасом увидел, как прямо перед ним стена вдруг начала бугриться, на ней появилось нечто вроде барельефа. Барельеф этот изображал двух вооруженных воинов с грубо высеченными лицами и бородами. Мгновение барельеф оставался неподвижным, а затем он зашевелился, и вот уже воины высвободились из каменного плена и предстали перед Цинфелином во плоти.

Молодой граф поднял меч, готовясь сразиться с ними. Не сговариваясь и даже не обменявшись взглядами, воины-призраки набросились на него.

Зазвенела сталь. Цинфелину не приходилось даже мечтать о том, чтобы перейти в наступление; он едва успевал отбивать удары, которые сыпались на него справа и слева.

С диким криком киммериец спрыгнул со стены. На миг Цинфелину показалось, что Конан переломает себе все кости, по ловкий и гибкий киммериец приземлился довольно удачно, на мягкий песок, перекатился и, быстро придя в себя после падения, вскочил на ноги.

К нему устремилось сразу несколько призрачных воинов.

Конан, оскалившись, как зверь, бросился в атаку. Казалось, он угадывает каждое намерение своих врагов, и опережает их по меньшей мере на шаг. Звон стали был оглушительным.

Победить призрачных наемников казалось делом совершенно невозможным: никакой удар не мог оказаться для них смертельным. Сталь не в силах была ни отсечь им голову, пи перерубить конечности. Они не знали устали.