Дуглас Брайан - Красавица в зеркалах

И когда Конан с Цинфелином очутились на берегу, живых там уже не было.

Странная и жуткая картина открылась непрошенным наблюдателям. Они увидели, как рыбаки с горящими от жадности глазами высасывают нечто из раскрытых ртов утопленников. И как только это «нечто» оказывалось внутри рыбака, румянец вспыхивал на бледном лице, жизнь возвращалась в глаза, улыбка показываюсь на синюшных губах.

– Души! – закричал Конан. – Они забирают их души!

Не сговариваясь, оба бросились на рыбаков с обнаженными мечами. Они отдавали себе отчет в том, что сейчас столкнутся с нелюдями, но стоять и спокойно наблюдать за тем, что вытворяют нежити, у Конана и Цинфелина не было сил.

С громким боевым кличем они набросились на рыбаков. Те сперва как будто удивились такой неожиданности. Конан ударил мечом в спину ближайшего к нему живого мертвеца, который наклонился над умирающим моряком, жадно раскрыв рот в ожидании, пока душа погибающего отлетит и окажется беззащитной. Конану не дано было видеть саму душу, но он заметил ужас в глазах лежащего на песке моряка. Тот находился сейчас между жизнью и смертью, и ему, несомненно, было открыто то, что скрывалось от глаз киммерийца.

Тускнеющие глаза со страхом и неусыпным вниманием следили за нависшей сверху физиономией чужака. Вся поза моряка выражала безнадежность и покорность судьбе.

Когда Конан ударил нежить мечом, киммериец почувствовал, что сталь как будто проходит сквозь густой туман или кисель. Ничего не произошло. Плоть рыбака расступилась перед мечом, а затем сомкнулась вновь как ни в чем не бывало. Пожиратель душ даже не заметил атаки.

Конан выругался. По собственному опыту он знал, что нет такой нежити, которую нельзя было бы успокоить. Нужно только выяснить – как.

Моряк задрожал в последней агонии. Вырвавшийся из рук Конана мародер снова навис над ним. Живой мертвец алчно облизывался, вздыхал и глядел на умирающего с поистине родительской нежностью.

Губы его шевелились. Конан заметил, что рот нежити стал очень красным, как будто тот нахлебался крови, и это яркое пятно еще более резко выделялось на совершенно бледном, землистого цвета лице.

Конан вновь нанес удар, на сей раз целя в голову. Такого нежить, увлекшаяся мечтами о скорой поживе, не ожидала. Со злобным шипением он повернулся к киммерийцу. Бледно-желтая жидкость стекала по виску псевдо-рыбака. Конан оскалился и снова ударил его по голове. Раздался отвратительный звук – как будто разбилась тыква, – и голова нежити развалилась на части. Тело, постояв немного, бессильно рухнуло. Пальцы схватились за песок да так и застыли.

На миг Конану показалось, что он различает какие-то бесплотные тени, что заскользили вокруг него в воздухе. Одна или две даже задели киммерийца – их прикосновение было воздушным и нежным; он уловил слабое благоухание – а затем все исчезло.

Умирающий моряк прошептал:

– Спасибо.

И больше не двигался.

Конан огляделся по сторонам. Везде на побережье происходило одно и то же. Несколько нежитей обступили Цинфелина. Они угрожающе скалились и замахивались на него ножами и кулаками. Юный граф отбивался, как мог, но силы были слишком неравны.

– Кром! – С громким боевым кличем киммериец устремился на помощь своему товарищу.

По пути он сбил с ног нескольких нежитей, бросившихся ему наперерез, и наконец очутился возле Цинфелина.

– Они забирают души! – задыхаясь, кричал Цинфелин. – Митра, они хуже, чем я предполагал! Они хуже убийц!

– Бей их в голову! – крикнул Конан. – Остальное бесполезно!

Спина к спине они начали отбиваться от лже-рыбаков. А тех становилось все больше. Казалось, сама ночная тьма насылает их, порождая в своем зловещем чреве.

Конан без устали бил, повторяя один и тот же прием: он делал вид, будто хочет поразить нежить в плечо, а затем в последний миг поднимал меч и опускал его на голову своей жертвы.

Кругом громоздилась уже гора трупов. В отличие от людских тел, эти не внушали ужаса. Напротив, казалось, будто киммериец и его молодой друг совершают какую-то очень важную и полезную работу, вроде чистки рыбы. Да и трупы нежитей имели что-то рыбье. Холодные и скользкие, бледно-серого цвета, они падали на песок, и волны равнодушно лизали их.

И все больше прозрачных теней летало вокруг Конана и Цинфелина.

Киммериец начал замечать еще кое-что. Эти освобожденные души, несомненно, помогали своим освободителям. Вот одна из них облепила лицо нападавшего, и рыбак остановился, замотал головой, как будто внезапно ослеп. Конан замешкался, боясь повредить бесплотной субстанции чужой души, по она легко и с неслышным смешком вспорхнула в воздух, и последнее, что видел в своей псевдо-жизни «рыбак», была сверкнувшая над его головой киммерийская сталь.