Ольга Онойко - Исполнитель

Неделю спустя в гостях у Ланки они смотрели новые песни. Песни писала Ланка и иногда Волчара, но аранжировать ни у той, ни у другого не получалось совершенно, аранжировки делали Витя с Серегой. Аркаша сочинять не умел и иногда, в глубине души, расстраивался из-за этого. Конечно, у него была Тиррей. Но как подумаешь, что больше-то за душой ничего… «Каждому свое, — думал Киляев, утешая себя. — У всех что-то свое есть».

Витя с Борисом вышли покурить к лифту. Вернулся Витя один. Менеджеру позвонили на мобильник какие-то деловые партнеры, и он убежал.

— …со страшным криком, — образно закончил ударник. Все засмеялись.

— Вить, — спросила Ланка, — а он не говорил больше про «Сказку»? Там совсем глухо?

— Говорил, — ответил ударник и посмотрел в окно. По-всегдашнему спокойное лицо его стало совсем невыразительным. — Полина, говорит, ответила: «Хорошие, — говорит, — ребята. Но как их позиционировать? Либо живые инструменты, либо крепкий средний уровень. То и другое одновременно наша публика не поймет».

Повисло молчание. Серега сплел пальцы в замок и угрюмо скосил рот на сторону. Аркаша не знал, что и подумать. Все уставились в пол.

— Во как… — глухо сказал Волчара.

С тем они и разошлись — молча, разве только попрощавшись вполголоса.

Само собой, замдиректора «Сказки» была женщиной капризной и привередливой, выдавала собственное мнение за мнение публики. Но привычные эти утешения не помогали. Кое-чего Киляев просто не понимал.

Они же летали.

«Солнце меня согреет, — пела Ланка, — орлица-золото рядом, и весь небосвод — мне крылья»… «На разогрев могла бы взять, — думал Каша, настраивая Тиррей по бабкиному фортепьяно. — Мы же хорошо отыграли. Тиррей так хорошо играла. Она молодец. Почему?»

Дерево в его руках шевельнулось.

Пара секунд — и вместо колков гитары Каша прикасался к ее твердому ушку. Тиррей сидела у него на коленях, привычно, будто в кресле. Сопела носом. Лак ее пах сегодня сильнее, чем обычно. Киляев принюхался и подумал, что эдак дендрофилом станет — древесный запах Тиррей его уже заводит. Вот опять на уме не дело… Он улыбнулся.

— Сказка, — уныло сказала Тирям-Тирям и насупилась. — Сказок.

— Не расстраивайся, — ободрил ее Каша и обнял за тонкую талию. — Будем в «Дилайте» играть снова.

— Сказка, — повторила Тиррей и вдруг больно, сильно пихнула его в живот. — Ска! зок! — крикнула она. — Каша! Ты ничего! Я! А ты чего?

Аркаша только глазами захлопал. Гитара соскочила с его колен, пнула его по ноге и замотала лохматой головой:

— Ты! — завизжала она, подпрыгивая на месте, и это бы выглядело смешно, не будь она настолько зла. — Почему ты совсем ничего?.. а я!

— Тирь! — Каша вскочил, схватил ее за руки, Тиррей вырвалась и со всей силы ударила его в живот, так, что у него в глазах потемнело. — Дура! — простонал он.

— Я тебя! Я пела, играла! Я — вся!.. — гитара завыла и села на пол. Подол сарафана задрался до пупа. — Ты-ы-ы-ы…

— Ты чего? — опасливо спросил Каша. Он даже обидеться забыл.

— У-у-у-у… Ка-аша… мя-амля… — Тиррей оскалилась, вцепившись пальцами в волосы и ритмично раскачиваясь, — у-у…

— Тирь!.. — вскрикнул Киляев, перепугавшись уже не на шутку.

И — только струны зазвенели нестройно и глухо: Тиррей, мгновенно обернувшись вещью, упала на пол.

Гремел телефонный звонок.

Сердце у Аркаши колотилось под горлом. Даже колени тряслись. Он едва не споткнулся о Тиррей, пробираясь мимо нее к телефону. Звонила наверняка мама, поэтому нужно было собраться с духом и успокоиться, прежде чем поднимать трубку, а то потом ведь не придумаешь, чем отговориться… «Почему, — спросит, — у тебя голос такой?» — и что ответить? Меня побила моя гитара?

«Прекращай ты это дело, Каша, — скажет мама с сочувствием. — Ведь сам же мучаешься. Найди нормальную работу, девочку найди, я ведь внуков хочу увидеть».

— Алло, — покорно сказал Аркаша в трубку.

— Здравствуйте, Аркадий Витальевич, — ответила трубка мягким мужским голосом. Киляев испытал неуместное облегчение от того, что звонит все-таки не мама. — Меня зовут Андрей Андреевич, вы меня не знаете. Я был на прослушивании в «Сказке сказок». У меня к вам предложение.

«Менеджер, — подумал Киляев. — Или администратор».

— А вам Борису надо позвонить, — сказал он, — знаете, Оленеву. Мы с ним работаем.

— Нет, — так же мягко ответил Андрей Андреевич. Он говорил неторопливо, что называется — «с чувством, с толком, с расстановкой». Слушать его было даже приятно. — У меня предложение лично к вам. Но это не телефонный разговор. Вы смогли бы приехать сегодня?