Анна Этери: Похищение зеленой хризантемы

Слегка неуверенный женский голос выводил:

За темной водой Мерондера,

За лесом зловещим Эмон

Скрывается в Чаще Адрофера

Великий козел Лелендон.

Герой Лелендон, Лелендон!

Победитель зловещих огней!

О грезы девичьих очей,

Великий козел Лелендон!

Под темным ночи покрывалом

В кустах и рвах и на соснах

Враги валяется навалом

В чудесных Лелендона снах.

Враги пытаются все встать,

Но им никак не устоять.

Ведь грозен в гневе Лелендон,

Ведь бочку пива выпил он!

Герой Лелендон, Лелендон!

Победитель зловещих огней!

О грезы девичьих очей,

Великий козел Лелендон!

О, ужас! В Чащу Андрофера

Пришли Зловещие Огни!

И в темных водах Мерондера

Плясали яростно они!

А что герой наш, Лелендон?

Неужто побоится он

Каких- то там дурных Огней,

Что гонят сон с его очей?

Герой Лелендон, Лелендон!

Победитель зловещих огней!

О грезы девичьих очей,

Великий козел Лелендон!

И вот уже поблекли звезды,

Собрал наш Лелендон прям в грозди

Зловещих духов подземелья

Немного мучаясь с похмелья.

О глупые зловещие Огни!

Зачем напасть на Лелендона

Решили вдруг они?!

Ведь слава Лелендона

Гремит по всей стране

Не меркнет и не тускнет

В общественном огне

Герой Лелендон! Лелендон!

Герой Лелендон, Лелендон!

Победитель зловещих огней!

О грезы девичьих очей,

Великий козел Лелендон!

Последние два куплета начал подпевать еще один голос, с энтузиазмом выкрикивающий вместо каждого «герой» слово «козел». Затем послышался возмущенный вопль, звон разбитого стекла и новый вопль, уже в два голоса. Торми чуть не раздавил ухо, пытаясь услышать что-нибудь еще, кроме невнятного бормотания, но дверь была слишком толстой. Стоило применить более решительные меры…

— Зачем ты разбил бутылку, придурок? — Тея трясла за рукав Анемона, исключительно потому, что только до него и смогла дотянуться. Соображала она еще слабо, но помнила, что в бутылке еще что-то оставалось. Кажется.

— Она все равно была пустой, и ты сама сказала, что там тарак-к-кан, — невнятно оправдывался Анемон, пытаясь кивнуть головой в сторону темного угла.

— Тараканиан, идиот! Я сказала, что твой дядя Тараканиан редкостная сволочь, а вовсе не прикончи таракана бутылкой! Ужас, моя голова! Что за дрянь мы пили? Ты где, кстати?

Тея поморщилась и с некоторым усилием села.

В этот момент дверь отворилась, впустив в темную комнатенку некое подобие света и чей-то силуэт на его фоне. Силуэт уважительно присвистнул. Тея поморщилась как от света, так и от свиста. Попривыкнув к новому освещению, она с некоторым удивлением обнаружила себя сидящей на столе в окружении разнообразных склянок и бумаг. На приличном расстоянии от нее в глубокой задумчивости обнаружился Анемон, удобно закинувший ноги на ручку кресла, в котором он и разместился. Собственно, сначала она увидела белые сапоги на обалденной шпильке — бесспорном предмете зависти, — а уже потом до нее дошло, что сапоги одеты на ноги Анемона, которого Тея признала по удивившем ее накануне темным очкам. Странно, что пару минут назад она могла до него дотянуться — между столом и креслом было метра полтора пространства заваленного разнообразным мусором, включая пустые бутылки.

— Тер…, тьфу, черт! Торми! — раздался голос умирающего с кресла. — Это ты?

— Ан-немон-сенсей? — удивленно произнес вошедший, которого еще не могли разглядеть не привыкшие к свету глаза Теи. О нем можно было сказать только одно: ростика он был небольшого. И судя по голосу — еще ребенок. — Я могу зайти и в другое время, если вы тут заняты.

— Нет! Стоять! Не двигайся-ся! Ты раздолбал эту чертов-ву дверь?! Я в-всегда знал, что ты достойный уче-ченик своего учи-чителя, — запинаясь чуть ли не через слово, прогнусавил Анемон.

Он плакал?!

— Я вообще-то не… Да ну фиг с ним. Да! Я действительно сломал эту ненавистную дверь, исключительно ради вас, сенсей. Я всегда помню, что должен быть вас достоин!

Тея икнула, совсем не к месту. Речь ученика Анемона растрогала ее. Взор затуманили непрошенные, но вполне понятные слезы. Такая преданность своему учителю, такая самоотверженность, тем более сейчас ценилась Теей. Она еще плохо соображала.

Анемон издал странный звук, похожий на сдавленный всхлип. Тея поневоле пригляделась к Анемону, к учителю, которого хотел быть достоин этот ребенок с драгоценным преданным сердцем, — и проглотила вставший в горле ком горечи. Анемон забылся в рыданиях, закрыв лицо руками. Он содрогался от переполняющих его чувств, и уже ничего не замечал вокруг себя. О! Он был жалок.