Баркер Клайв - Пятый доминион

Целестина не ответила. Она поднесла к лицу свою левую ладонь и стала глядеться в нее, словно в зеркало.

- Она по-прежнему здесь, - сказал Клем.

- Где? - спросил у него Миляга.

Клем кивнул в направлении Целестины, и Миляга немедленно двинулся к ней, разводя руки в стороны, словно для того, чтобы предложить себя в качестве новой цели неведомому духу и отвлечь его внимание от матери.

- Иди сюда, - сказал он. - Где бы ты ни был, иди ко мне.

На полпути к Целестине он почувствовал, как на лицо его падают прохладные брызги, настолько мелкие, что их не было видно. Ощущение отнюдь не было неприятным - напротив, даже освежающим, и у него вырвался вздох удовольствия.

- Да здесь, оказывается, дождь идет, - сказал он.

- Это Богиня, - ответила Целестина.

Она оторвала взгляд от своей ладони, по которой, как теперь увидел Миляга, струилась вода, словно в ней открылся родник.

- Какая Богиня? - спросил у нее Миляга.

- Ума Умагаммаги, - ответила мать.

- Почему ты плакала, мама?

- Я думала, что умираю. Что Она пришла забрать меня с собой.

- Но ведь этого не случилось?

- Видишь, дитя мое, я по-прежнему здесь.

- Так что же ей нужно?

Целестина протянула Миляге руку.

- Она хочет, чтобы мы помирились. Подойди ко мне под эти воды, дитя мое.

Миляга взялся за руку матери, и она притянула его поближе, одновременно запрокинув лицо навстречу струям дождя. Последние следы слез смыты, и выражение экстаза появилось на ее лице. Ощущения ее передались и Миляге. Глазам его хотелось закрыться, тело наполнила блаженная истома, но он воспротивился вкрадчивым ласкам дождя, несмотря на всю их искусительность. Если он принес с собой послание, то Миляга должен узнать его немедленно и положить конец этим отсрочкам, пока они не помешали Примирению.

- Скажи мне... - проговорил он, встав рядом со своей матерью, - ... ты пришла, для того чтобы остаться здесь?

Но дождь ничего не отвечал - во всяком случае, Миляга ничего не услышал. Возможно, его мать разбиралась в языке дождя лучше, чем он, потому что лицо ее осветилось блаженной улыбкой, и она крепче взялась за руку Миляги. Простыня, которой она прикрывала свою наготу, упала на пол, и струи дождя потекли по ее груди и животу. Миляга бросил взгляд на ее тело. Раны, нанесенные ей Даудом и Сартори, все еще были заметны, но они лишь подчеркивали совершенство ее красоты. Хотя он знал, что не должен так смотреть на свою мать, удержаться он не мог.

Свободной рукой она смахнула воду, скопившуюся в мелких лужицах ее глазных впадин, и снова открыла глаза. Она застала Милягу врасплох, и когда взгляды их встретились, он испытал потрясение - не только потому, что она прочла желание в его глазах, но и потому, что то же самое желание он увидел в ее лице.

Он вырвал руку и попятился назад, бормоча невнятные протесты. Она же вовсе не была смущена. Не отводя взгляда от его лица, она позволила его вернуться под дождь, произнося слова так тихо, что они были больше похожи на вздохи. Он продолжал пятиться, и тогда она перешла к более внятным уговорам.

- Богиня хочет узнать тебя, - сказала она. - Ей нужно понять твои намерения.

- Это... поручение... моего Отца, - сказал Миляга.

Слова эти были не столько ответом, сколько защитой: они должны были оградить его от соблазнения грузом заключенной в них цели.

Но от Богини было не так-то легко отделаться. Миляга увидел, как тень страдания мелькнула по лицу матери, - это Богиня оставила ее и двинулась за ним в виде облака водяной пыли. Луч солнца пронзил ее, и комната осветилась радужными бликами.

- Не бойся ее, - услышал Миляга голос Клема у себя за спиной. - Тебе нечего скрывать.

Может быть, это и было правдой, но он все равно продолжал пятиться - и от Богини, и от своей собственной матери - и остановился только тогда, когда ощутил у себя за спиной благословенное присутствие своих ангелов.

- Охраняйте меня, - сказал он им дрожащим голосом.

Клем обхватил Милягу за плечи.

- Это женщина, Маэстро, - пробормотал он. - С каких это пор ты боишься женщин?

- С рождения, - ответил Миляга. - Держи меня крепче, ради Бога.

Потом дождь пролился на их лица, и Клем, охваченный его истомой, испустил вздох удовольствия. Миляга впился пальцами в руки своего защитника, но дождь, даже если у него и был способ оторвать его от Клема, похоже, совершенно к этому не стремился. Не более тридцати секунд он помедлил у них над головами, а потом скрылся через открытую дверь.

- Нечего скрывать, да? - сказал он. - Не думаю, что Она тебе поверила.