Андрей Лукин - Хозяин таёжного неба

— Сумею, — сказал он уверенно. — А зачем?

— А затем, что дам я тебе вот эту баклажку, — медведьма поставила на стол перед собой небольшую деревянную пузатую бутылочку, с плотно увязанным горлышком и даже как будто залитую воском. — И ещё дам я тебе наказ. Ты, как вход в ту пещеру отыщешь, баклажку мою откупорь и водой из неё перед входом на порог побрызгай. А потом уходи оттудова поскорее.

— И что будет?

— Запечатает камнем ту пещеру на веки вечные. Чтобы ни одна живая душа более в неё войти не сумела. Чтобы и слуха о колдуне том и всех его делах на нашей земле не осталося. Согласен? Исполнишь?

Спросила и на деда глянула, а тот в ответ кивнул, как бы одобряя, мол, верно, матушка, размысила, по уму и правде.

— Согласен, — твёрдо сказал Стёпка. — Исполню.

— Вот и ладно, — кивнула медведьма. — Вот и славно. Ежели даже и нет в той пещере склодомаса, всё одно следует так сделать, чтобы вход в неё запечатать навек. Колдун тот много нашему роду бед принёс, ещё моя бабка с ним совладать пыталася… Миряна через него жизнь загубила… Она, Миряна-то, моей бабки племянница. Вода в баклажке — особой силы, почти двести лет мы её заговорами заговаривали да отворотами настаивали. Вот и сполним завет предков, пусть не живого колдуна — мёртвого в камне похороним. Со всеми его делами чёрными и помыслами. Даже мёртвый колдун может много бед принести, коли вырвется на свободу то зло, которое он при жизни копил.

— Я исполню, — повторил Стёпка, переглянувшись со Смаклой и подумав, что делать это они будут вместе.

— А когда из ущелья выберешься, тоже водичкой побрызгай… Да всю её там и вылей. Следа тогда и от ущелья не останется. А теперь ступайте. У нас теперь иной разговор пойдёт. Мы тут оженить кое-кого надумали, — заулыбалась медведьма.

Мальчишек сразу словно веником из комнаты вымело. Все эти свадебные, жениховские да сватовские дела их нисколько не интересовали.

Тем же вечером Стёпка слово в слово выполнил данное себе обещание. По его просьбе Смакла приволок откуда-то старый, ни на что уже не годный элль-фингский доспех, привезённый давным-давно неизвестно кем из похода. Доспех был зачарован степной магией и потому не поддавался ни кузнечному горну, ни молоту. Нельзя его было ни перековать, ни расплавить. Так и ржавел бесславно и бесполезно на чьих-то задворках. Стёпка поставил доспех на чурбачки, получился элль-финг без головы. Вместо оружия ему в рукав вставили палку. Вместо шлема приспособили расколотый чугунок. Пацаны уселись вокруг, ожидая обещанного рассказа и не совсем понимая, для чего нужны все эти непонятные, но очень забавные приготовления.

И Стёпка принялся рассказывать о том, как он ходил в Усть-Лишае в разрушенный Оркулан, как встретил в его подвалах оркимага, как тот напустил на него рыцарей-немороков, как он сражался с ними и всех победил. И для наглядности, для того, чтобы ему наверняка поверили и запомнили и другим потом подробно рассказали, он под конец со звоном и лязгом нашинковал неподдающийся кузнецам элль-фингский доспех на мелкие кусочки. Успех был потрясающий. Звенела сталь, эклитана разила подобно молнии, глаза у гоблинят горели…

Всё испортил Шмыня. Когда восторги утихли, когда пацаны разобрали на память обрезки доспеха, и Стёпка, довольный и усталый, убрал эклитану и спрятал ножик в карман, Шмыня дёрнул его за рукав и неуверенно попросил:

— Слышь, Стеслав. Тебя мамка моя нынче в гости звала. Она и блинов настряпала. Придёшь?

— А чего это к вам-то? — удивился Смакла. — Мы тоже блинами не бедные.

— Так это… — смешался Шмыня. — Нашу Затопу за вашего Свигу выдавать хотят. Нынче мамка баяла. Вот и просят, чтобы Стеслав у нас погостил… Он же ведь… Миряну ведь расколдовал…

И понял демон, что одним изрубленным доспехом упрямую судьбу не переломишь.