Роджер Желязны - Девять принцев в Янтаре

Так закончился для меня первый год тьмы.

Я не наскучу тебе повторами. Второй год моего заточения был таким же, как и первый, и с тем же финалом. И третий тоже. В тот второй год Рейн ходил ко мне дважды, принося полную корзину прекрасной еды и целые связки новостей. Оба раза я запрещал приходить ему снова. В третий год он спускался ко мне шесть раз, через каждые два месяца, и каждый раз я повторял запрет, съедал все, что он приносил, и слушал новости.

Что-то скверное творилось в Янтаре. Странные ТВАРИ шли из Тени, творили насилие всем и каждому, пытались проникнуть в город. Их, конечно, убивали. Эрик пытался понять причину. Я не вспомнил о своем проклятии, но позже понял, что это оно, и радовался, что проклятие свершилось.

Рэндом, как и я, все еще был пленником. Его жена ВСЕ-ТАКИ присоединилась к нему. Положение остальных моих братьев и сестер оставалось неизменным. Это поддержало меня во время третьей годовщины коронации и наполнило новой жаждой жизни.

Это…

Это! Однажды это произошло, и мне стало так хорошо, что я немедленно открыл бутылку вина, принесенного Рейном, и распечатал последнюю пачку сигарет, которую хранил про запас.

Я курил сигареты, прихлебывал вино и наслаждался победой над Эриком. Если б он обнаружил случившееся, я уверен, это стоило бы мне жизни. Но я знал: он ничего не подозревает.

Поэтому я радовался, курил, пил и пировал в свете того, что произошло.

Да в СВЕТЕ. Справа от себя я обнаружил слабую полоску света.

Понимаешь, что это значило для меня? Хорошо, попробуй представить примерно следующее: я проснулся на больничной койке и понял, что выздоровел слишком быстро. Уловил?

Я лечусь быстрее других. Все лорды и леди Янтаря обладают этим свойством в большей или меньшей степени. Я пережил Чуму, я пережил поход на Москву…

Я регенерирую быстрее и лучше, чем кто бы то ни было из всех, кого я знал.

Наполеон как-то обращал на это внимание. Равно, как и генерал МакАртур [30] "…как и генерал МакАртур" МакАртур Дуглас (1880–1964) — генерал американской армии. Во время Второй мировой войны коммандовал войсками США на Дальнем Востоке, а затем союзными войсками в юго-западной части Тихого океана и оккупационными войсками в Японии. В 50-е годы руководил союзными войсками в Корейской войне. .

С нервными тканями это заняло у меня чуть больше времени, вот и все.

Зрение возвращалось ко мне, вот что значило это чудесное пятно справа от меня.

Чуть погодя я узнал, что это было зарешеченное окошко в двери моей камеры.

Я вырастил себе новые глаза — сказали мне мои пальцы. Это заняло у меня более трех лет, но я сделал это. Это был тот единственный шанс из миллиона, о котором я говорил, та способность, которой достаточно хорошо не владел даже Эрик, потому что сила членов семьи проявляется по-разному. Я превосходил его в этом: я узнал, что могу вырастить новые глазные яблоки. Я всегда знал, что смогу восстановить нервные ткани, дайте время. Я был полностью парализован после перелома позвоночника во время франко-прусской войны. Через два года все прошло. У меня была надежда — дикая, признаюсь, — что и с выжженными глазницами я смогу сделать то, что сделал. И я был прав. Зрение медленно возвращалось, глаза казались нетронутыми.

Сколько же времени осталось до следующей годовщины? Я перестал шагать, и сердце мое забилось сильнее. Как только кто-нибудь заметит, что у меня есть глаза, я тут же их вновь лишусь. Значит, надо бежать из тюрьмы, пока не минет четырехлетие.

Как?

До сих пор я не придавал значения побегу, не думал о нем, ведь если бы я и нашел способ выбраться из камеры, мне не удастся уйти из Янтаря, и даже из дворца — без глаз, без помощи, которой мне не от кого было ждать.

Теперь же…

Дверь в мою камеру была большой, тяжелой и обита медью, с крошечным зарешеченным квадратом на высоте пяти футов для того, чтоб можно было видеть, жив я еще или умер, если кого-нибудь это вдруг заинтересует. Даже если высадить эту решетку, ясно, что я не смогу пропихнуть руку настолько, чтобы добраться до замка. В нижнем же краю двери были маленькие воротца, достаточно большие, чтобы подавать внутрь пищу — и все. Петли были либо снаружи, либо между дверью и косяком, в этом я не был уверен. В любом случае я не мог до них добраться. Ни окон, ни других дверей не было.

Я по-прежнему был почти слепым, потому что слабый свет проникал ко мне только через это зарешеченное оконце. К тому же зрение еще не вернулось ко мне полностью. До этого было далеко. Да и с полным зрением в моей камере было чертовски темно. Я знал это, так как хорошо знал темницы Янтаря.