— Как бы я хотел, чтобы все было не так, Кэвин.
— Присоединяюсь к этому. Благодарю, что подумал обо мне, когда это делать запретили.
— Ну, это-то как раз несложно.
— Сколько времени я пробыл здесь?
— Четыре месяца и десять дней.
— Что нового в Янтаре?
— Эрик правит, вот и все.
— Где Джулиэн?
— Отправлен вместе с войсками обратно в Лес Ардена.
— Зачем?
— В последнее время что-то странное идет к нам из Тени.
— Ясно. А что Кэйн?
— Он все еще в Янтаре, ублажает себя. В основном пьет и развлекается с женщинами.
— А Джерард?
— Он — адмирал всего флота.
Я вздохнул с облегчением. Признаться, я боялся, что уход флотилии Джерарда в южные воды повлечет немилость Эрика.
— А что стало с Рэндомом?
— Он пленник, но в собственных апартаментах.
— Что? Его взяли в плен?
— Да. Из Образа в Ратн-Я он с арбалетом появился прямо здесь и успел подстрелить Эрика прежде, чем его схватили.
— Правда? И его не убили?
— Ходят слухи, что он женат на придворной из Ратн-Я, а Эрик не хочет ссориться с Ратн-Я. У Мойре целое королевство, и говорят, что Эрик собирается просить Мойре стать его королевой. Это слухи, конечно, но любопытные.
— Да, — сказал я.
— Вы ведь ей нравились, верно?
— В какой-то степени. Откуда ты знаешь?
— Я присутствовал, когда читали приговор Рэндому. Мне удалось поговорить с ним несколько минут. Леди Виалль заявила, что она его жена, и попросила разрешения присоединиться к нему в тюрьме. Эрик все еще не знает, что ответить на это.
Я подумал о слепой девушке, которую никогда не встречал, и удивился происходящему.
— Как давно это случилось?
— М-м. Тридцать четыре дня, — ответил Рэйн. — Это когда появился Рэндом. Виалль подала прошение неделей позже.
— Все же — она странная женщина, если любит Рэндома.
— Я тоже так считаю. Трудно представить более неподходящую пару.
— Если увидишь его еще раз, передай ему мой привет и сожаления.
— Хорошо.
— Как поживают мои сестры?
— Дейрдре и Лльюилл остались в Ратн-Я. Леди Флоримель наслаждается милостями Эрика, и — одна из первых дам нашего двора. Где Фиона, я не знаю.
— Что слышно о Блейсе? Хоть я и уверен, что он погиб.
— Наверное, погиб. Но тело его так и не обнаружили.
— А Бенедикт?
— Отсутствует, как всегда.
— Брэнд?
— Тоже ничего.
— Ну, значит, будем считать, что я спросил обо всем фамильном древе. Ты написал новые баллады?
— Нет. Я работаю над "Осадой Янтаря", но даже если мне удастся ее написать, в любом случае, это будет поэма для списков.
Я протянул руку через крошечное отверстие под дверью.
— Я хочу пожать тебе руку, — сказал я и почувствовал как его рука коснулась моей.
— Спасибо тебе за все, что ты сделал. Но больше не надо. Глупо рисковать под кулаком Эрика.
Он сжал мою руку, что-то пробормотал и ушел.
Я нашел пакет с едой и набил желудок мясом — самой сытной пищей, которая там была. Мясо я заедал огромным количеством хлеба, и вдруг понял, что почти забыл вкус хорошей еды. Затем разомлел и уснул. Не думаю, что спал я очень долго, и проснувшись, открыл бутылку вина.
При моей слабости для счастья мне много не потребовалось. Я закурил сигарету, уселся на матрас, привалился к стене и задумался.
Я помнил Рейна ребенком. К тому времени я был уже взрослым, а он был кандидатом на место придворного шута. Тощее мудрое дитя. Люди обманывали его слишком часто. В том числе и я. Но я писал музыку, сочинял баллады, а он достал себе где-то лютню и научился на ней играть. Скоро мы пели на два голоса и всем нравилось, вскоре я полюбил его, и мы стали репетировать вместе, практикуясь и в воинских искусствах. Он был очень неуклюж, но я чувствовал что-то вроде раскаянья за то, как обращался с ним раньше, когда он таскал мои шмотки, поэтому я фальшиво хвалил его, и к тому же научил владеть клинком. Я никогда не жалел об этом, да и он, по-моему, тоже. Вскоре он стал придворным менестрелем Янтаря. Я называл его своим пажом, и когда начались войны против темных тварей из Тени, называвшейся Обитель Оборотня, я сделал его своим оруженосцем, и мы поехали на войну вместе. Я посвятил его в рыцари на поле битвы у Водопадов Джоунс, и он заслужил это посвящение. Он продолжал писать и сочинять музыку, пока не превзошел даже меня. Цвет одежд его был кармином, а слова — золотом. Я любил его как своих двух-трех друзей в Янтаре. хотя никогда не думал, что он пойдет на такой риск ради меня. Я думал, что никто не пойдет. Я сделал еще несколько глотков и раскурил вторую сигарету в его честь. Он был хорошим человеком. Я подумал, долго ли он проживет при этом дворе?
Читать дальше