Сет Дикинсон - Бару Корморан, предательница

– Здесь есть кое-что, – произнесла Тайн Ху и взяла Бару за руку, отчего у бывшего счетовода сразу закружилась голова и тревожно заколотилось сердце.

Увы, Бару была уже не в силах ничему противиться!

А Тайн Ху увлекла ее куда-то в сторону от тропы.

– Священное место. Построено давным-давно, когда ни о каких империях – и даже о моих предках – не было ни слуху ни духу.

– Но как твои ту майянские праматери положили начало знатному роду со стахечийским именем?

– Весьма заблаговременно, – ответила Тайн Ху, раздвигая кусты. – Видишь хендж впереди?

Вот она – реликвия древних времен, которую создал бельтикский народ, породивший иликари и названия наподобие «Имадиффа». И юркая мысль, подобно всем прочим, обернулась ужасом: внутренности Бару заледенели при воспоминании об этом селении и о том, что тогда случилось, об этой отвратительной резне…

Бару попятилась назад, прочь от картин прошлого, но Тайн Ху крепко стиснула ее пальцы, и Бару поняла, что она будет вынуждена подчиниться.

К лодыжке прицепился репейник. Бару отцепила колючки, глухо ругаясь на уруноки своего детства и радуясь, что не поленилась надеть перчатки. Княгиня коротко рассмеялась – возможно, оттого, что уруноки звучал будто урунский в устах мертвецки пьяного ордвиннца, возможно, по иной причине.

Выйдя на поляну, они словно ступили на дно залитого светом колодца, которое кто-то заботливо окружил валунами, да еще вдобавок инкрустировал мхом и лишайником.

Тайн Ху благоговейно притихла.

– Чувствуешь ее?

– Какую из Добродетелей?

Как Тайн походила на пуму!

– Видд. Ее камень оказался самым стойким из всех.

Видд. Недеяние и повиновение. Сила в стойкости. Смерть, разрушение и время.

– Я бы предпочла Химу, – проворчала Бару, чтобы блеснуть познаниями.

– Опасно поминать ее но весне. Рождение жизни и гениальность – братья-близнецы кровохарканья и рака… – Внезапно Тайн Ху наклонилась. – А тут подкармливали мох!

И действительно, мох под ее рукой был густ, зелен и явно складывался в некий зубчатый знак – руну, отпечатанную на камне.

Княгиня напружинилась и окинула поляну пристальным взглядом.

– Это бельтикское искусство, – пробормотала она. – Они приходили сюда.

– Чистокровные бельтики? – Бару недоверчиво склонила голову набок. – Я думала, что их всех…

Что «их всех»? Поймали и приручили? Превратили в служек для фешенебельных ресторанчиков Пактимонта?

– Здесь, на севере, в глубине лесов, до сих пор живут несколько племен. Порой они досаждают нам. А если взбредет им в голову блажь, могут и вовсе озвереть. – Тайн Ху коснулась рукояти меча. – Похоже, мои лесничие совсем распустились, если позволяют им бродить так близко.

Бару заговорила, не сдерживая злости:

– Через два-три поколения фалькрестийцы на Тараноке будут говорить то же самое о чистокровных остатках моего народа. Они будут посылать своих сторожей, чтобы те загоняли бедняг на вершину потухшего вулкана!

– Не горячись. Бельтикский парод продолжает жить в нашей крови. А нынешние лесные племена – просто его бренные следы. Их время прошло. – Тайн Ху смахнула мох с поваленного камня. – Готово. Я их честно предупреждаю.

Может, и тот солдат под Юпорой «честно предупреждал» отца Сальма!

– Стоило зайти речи о крови и бренности, и ты заговорила совсем как Каттлсон.

Тайн Ху застыла. Взгляд ее полоснул Бару, точно нож.

– Кто ты такая, чтобы поминать Каттлсона? – ехидно фыркнула она. – Я не играю в брачные игры.

Бару снова ощутила горькую опустошенность и зияющую пропасть в груди. Ее сердце давным-давно испещряли сотни шрамов, и Бару проглотила презрительную насмешку, позволила ей достичь обнаженных нервов и почувствовала лишь легкий укол.

– И я в эти игры не вступала никогда, – ответила она. – Я не приняла и не приму ничьих ухаживаний – будь то Отсфир, Унузекоме, владыки Зимних Гребней или кто-либо еще. Но я сделала верный выбор для Ордвинна. Я должна думать о своем народе.

– О своем народе? – Голос Тайн Ху сочился кислотой. – Своем?

Бару сглотнула и отвернулась, притворившись, что злость Тайн Ху ей безразлична. Ее кишки скрутило спазмом, но ей стало все равно.

Бесчувственные грубые рубцы никогда не исчезнут, чего уж тут горевать?

– Я не могла отказать, – произнесла Бару, глядя на четкие тени от сосновых стволов и розоватые солнечные лучи. – Ты и сама предупредила меня, что нельзя отказывать такому человеку. Надеюсь, ты этого не забыла. И что мне еще, по-твоему, оставалось делать?