Татьяна Леванова: Сквозняки. Ледяной рыцарь

Опрометью девочка бросилась обратно в комнату, ударилась о белеющую в темноте холодную изразцовую печь, запнулась о сундук, нырнула в кровать под одеяло.

— Если там и вправду зверь, а двери нет, одеяло меня не спасет! — вдруг поняла Маша. Зуб на зуб у нее не попадал не то от холода, не то от страха. Она поспешно щелкнула пальцами, примани-пая к себе куртку с броней, спросила у привязанной к пуговице шапочки колокольцев, где мама. Синий луч озарил незнакомую комнату, но обвился вокруг Маши, никуда не направляясь. Мамы здесь не было.

Из-за ковра вновь послышался звериный рык и жуткое, душераздирающее мяуканье. Не гадая, что бы это могло быть, девочка спряталась в единственное, как ей показалось, надежное укрытие — сундук. Он наполовину был заполнен какими-то жесткими тряпками, Маша свернулась на них клубочком и захлопнула крышку. Леденец из жженого сахара, сделанный мамиными руками, все еще таял у нее за щекой. Девочка подумала об этом, и слезы обожгли ее глаза, она еле сдерживала рыдания, зажимая рот рукой, чтобы нечаянным звуком не привлечь к себе неведомое чудовище.

«Переместилась, — горько подумала она. — Взяла в руки зеркало и оказалась в другом мире, босая, в одной ночной рубашке, с больным горлом, А мама-то и не знает…»

Маша, плакала в сундуке, пока не уснула. А разбудили ее женские голоса.

— Нет тут ничего.

— А чего ты ждала?

— Чего-нибудь. Чего-то надо было ждать.

— Гляпъ на кровать… Диалог не показался ей странным, потому что девочка подумала, что он ей только снится. Все тело затекло от неудобной позы. Маша попыталась потянуться, но уперлась в деревянные стенки, Открыла глаза — темно.

— А~аа! — от испуга завопила девочка. — Замуровали! Заживо закопали!

Q Кто-то подхватил крик над ее голо-X вой, а через несколько секунд крышка а распахнулась, и девочку буквально вы-рЗ дернул из сундука, и поднял над своей головой дядька в пузатом железном жиле-fa те, по которому Маша тут же гулко забарабанила ногами.

S — Пре-крааа — тить! — рявкнул дядька. Девочка замолчала, с интересом оглядывая того, кто ее держал. У него было совсем не злое лицо. На голове отороченная мехом железная шапка со спицей посередине, к жилету приделаны меховые рукава, остальное Маше было не видно. Рядом стояли две перепуганные женщины в одинаковых полосатых юбках, одна молодая, лет на десять старше Маши, вторая — пожилая. В комнату сквозь узкие окна проникали лучи бледного зимнего солнца, высвечивая желтые подсолнухи, вышитые на тускло-красных коврах, закрывавших каменные стены не хуже обоев, бело-сине-зеленые изразцы печи, инкрустированные перламутром деревянные столбики старинной красивой кровати.

— Успокоилась? — буркнул стражник, ставя Машу на пол. — Неча головой вертеть, С людями поговори сначала!

— Доброе утро, — упавшим голосом поздоровалась Маша. Она вспомнила вчерашнюю ночь и со страхом оглянулась на ковер, скрывавший выход в коридор.

— Доброе. Чего ты в сундуке сидела? Зачем доспех напялила? — напустились на девочку с вопросами люди. Почему-то 1 никого не интересовало ни как ее зовут, ни что она делает в этой комнате.

— Тут ночью зверь в коридоре рычал какой-то, — дрожащим голосом ответила Маша. — Я испугалась.

— Есть чего бояться, — заржал дядька. — Тетя твоя…

Он осекся, потому что старшая из женщин ткнула его в железный бок, потом продолжил:

—| Тетя твоя захворала малость, животом, вот и выла вчера. Чего бояться-то, я, то есть стража, кругом, крепость надежна, ворота заперты, стрельцы в карауле…

— Крепость? — переспросила девочка, вновь оглядывая комнату, окна, вспоминая каменный коридор.

— Ну да, замок ваш, Громовая груда, а вы, дорогая наша венцесса Калиночка, здесь в полной безопасности, — раздельно и чересчур внятно сказала старшая, — иди, дядька Завояка, дров принеси, холодно тут, как в могиле… Тьфу, чего это я, поминаю, дура старая…

— Венцесса? — растерянно повторила Маша.

— Да, да, наша венцесса, Калина, маленькая госпожа сударыня, прихворнули вы, три года лежали без памяти, тетя наша за вами засаживала, с чего же это сегодня вскочили, ума не приложу, ну да здоровы и ладно… Тетя велела нам вами заняться…

— Горло болит, — пожаловалась девочка. — И еще голова.

— Горло? — Женщина прижала мясистую ладонь к Машиному лбу. — Горишь вся. На проклятье ледяной кости не похоже. Ну-ка, открой рот!

Не слушая возражений, она произвела осмотр ловко и быстро, пожалуй, сноровистее Машиного папы, педиатра. Потом уперла руки в бока и начала командовать: