Татьяна Леванова - Нормальная человеческая жизнь

Прижаться спиной к ребристой стене и не дышать. Раз, два, три… Пол чуть ощутимо дрогнул. Вдох. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Выдох. Раз, два, три. Вдох. Теперь бежать. Бежать, согнувшись, потому что над головой, словно гнездо окаменевших змей, — трубы. Пол снова дрогнул под ногами и, кажется, стал чуть теплее. Из трубы над головой со свистом вырвалась струйка пара. Всё.

Когда у меня есть минута покоя, я снимаю кепку. Защитная пластина на макушке перекрывает родничок, это не очень заметно поначалу, лишь слегка неприятно, словно кто-то проводит над головой рукой. Но уже через полчаса я теряю сверхчувствительность, словно слепну на один глаз и глохну на одно ухо. Начинаю присматриваться и прислушиваться с напряжением, и от этого ломит в висках и ноет между лопатками. К счастью, сверхчувствительность восстанавливается, стоит ненадолго освободить канал родничка. Терпимая плата за возможность защитить голову. А вот фонарик между бровями мне нравится — хорошо, когда есть стекло в области третьего глаза. Горный хрусталь, говорят, лучше, но я не пробовала, не знаю. У Ночки есть, но на то она и доктор. Хороший доктор у нас бесценен, ей нельзя терять чувствительность.

Пол снова дрогнул, я снова натянула кепку и включила фонарик. Вдох, семь секунд паузы, выдох, три секунды, глубокий вдох — пошла. Осталось два узла — и я в относительной безопасности. Поблизости от жилых узлов повреждений в трубах больше, то из одной, то из другой вырываются струйки пара. Они не мешают слышать то, что происходит позади, но я с детства боюсь ожогов больше, чем укусов и радиации, поэтому струйки пара меня отвлекают сильнее, чем других. Однако я всегда ношу в кармане пяток «малышей». Прижавшись спиной к стене, вынимаю первого — уже потрепанного, с исцарапанным, но еще крепким панцирем. Подсаживаю на поврежденную трубу — он тут же семенит на своих восьми тонких ножках и садится пузиком на дырочку. Пять секунд — и «малыш» снова на ножках, ковыляет к следующему повреждению. Пол под моей рукой начинает дрожать почти без перерыва. Нарастает ощущение кошмара. За мной идут. «Малыш» еще не закончил, поэтому начинаю двигаться ползком. Медленно, но все же вперед. Пол становится еще горячее, а впереди я уже вижу нору, похожую на зубастую пасть. Здесь и ста «малышей» не хватит, чтобы залетать раны на металле. Хорошо, что я не так боюсь порезаться, как обжечься.

Проползаю в нору как раз вовремя — за спиной раздается жалобный писк «малыша». Оборачиваюсь для того, чтобы увидеть: панцирь посветлел, стал похож на стеклянный, ножки поджались, «малыш» рухнул на пол, и его тут же покрыло роем черных искр. Еле успеваю отдернуть ногу — искры заполняют коридор и шепчут, шепчут так, что голову мою распирает изнутри. В этот момент лифт наконец распознал человека и рухнул вниз. Жива…

— Жива? — Ночка останавливает Присоску напротив лифта. — Помощь нужна?

— Нет, я сама, спасибо, — сдержанно отзываюсь я. Мы не очень любим Ночку, но она нужна нам больше, чем любой из нас. Поэтому мы стараемся быть вежливыми. Хотя с чувствами справиться трудно. Я смотрю на нее всего три секунды — осточертевшие круглые щеки, черные глаза, хрустальная бусина на золотой цепочке между бровей, черные косы. Тошнота подкатывает к горлу.

— У тебя бок в крови. Я помогу?

— Катись дальше. — Кажется, что вместе со словами из меня сейчас выплеснется желчь.

— Если что, зови. — Ночка далеко не дура, но она тоже не выносит конфликтов. Поэтому, не споря, жмет на педали и прыгает на своей Присоске по стенкам вперед. Мне сразу становится легче.

Мне всегда легче в жилых узлах. Я чувствую жизнь, жадно ловлю тепло чужого дыхания, оживаю от следов человеческого присутствия, купаюсь в лучах зова Гнезд. Выползаю из лифта, оставив красные следы — и когда успела расцарапать бок? Иду к своему Гнезду, привычно пригибая голову.

— Здесь нет труб, выпрямись, — насмешливо произносит кто-то в моей голове. Привычная манера общения Дождя, нашего радиста, от которой мигрень у всех, кроме него. С Дождем у меня особые отношения, которые нам не удается скрыть. Если мы случайно встречаемся в коридоре, как сейчас, у всех начинает чесаться под мышками. Меня уже предупреждали, но мне плевать. Рядом с Дождем моя голова становится изнутри гладкой, чистой и прохладной, словно полый шар из неометалла. Ничто не стоит этого ощущения, честное слово.

Смущаясь от его взгляда и мыслей, я все же выпрямляюсь и снимаю с головы кепку. Дождь осторожно прикасается к моим волосам.