Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике

– Хорошо, – сказал я и добавил: – Я посоветуюсь с начальством.

Получилось – с королем. И я пояснил:

– Со своим королем.

Кэт не удивилась.

Она только спросила:

– Твоя страна – далеко?

Я ответил:

– Очень. Но мы доберемся до нее быстрее, чем до вашей столицы. Притом добраться-то мы туда доберемся, а вот обратно сюда уже не выберемся…

Кэт посмотрела на меня, как провинившаяся собака на строгого хозяина, и снова спросила:

– Ты… убьешь меня, а потом себя?.. Это ваш такой колдовской обычай?

Я обмер. В самом деле, я словно бы описал ей смерть. Очень далекое королевство, куда добраться можно очень скоро, а вот выбраться…

– Нет, – попытался я объяснить ей ситуацию, – если ты, действительно, хочешь со мной, то… это не смерть, это – другое… Видишь небо? На небе ночью – звезды.

– Понимаю, – кивнула принцесса, – меня так и так убьют… Не ты, так он. Тебя он не тронет, а меня…

– Я оставлю тебе дракона, с драконом тебя никто не тронет. Верно, Поэт?

Зря я к нему обратился. Он опять залопотал что-то несусветное.

Драк он – кадр, но ног крад, ногокрад…

Клад драк, дал рак, но – кардддрак… – он

Карррак.

– Прекрасно, – сказал я, – видишь, и Поэт подтверждает… Ничего с тобой не сделают, если ты с карддраком, или как там у него…

– Нет, – принцесса покачала головой, – я – с тобой. Если папа простит, я сама – умру. Мне страшно. Так страшно, что уже ничего не страшно.

– Бывает, – встрял Поэт.

Я вел двух лошадей, всхрапывающих, чуть косящих глазами на печального недоубитого дракона.

Принцесса почти не вела его. Она шла за мной, и веревка, привязанная к шее дракона, провисала чуть не до земли между горлом дракона и рукой принцессы.

Поэт шел чуть поодаль.

– Бывает, – сказал он, – однажды я зашел в хижину к крестьянину. Я прочел оду его жилищу…

Куродо ждал меня недалеко от драконовой пещеры.

Ракета, серая, замшелая, удачно вписалась в окружающий гористый, режущий небо острыми краями пейзаж.

(Если бы я был поэтом, вроде того, что плелся сейчас рядом с нами, я бы обязательно написал что-то вроде:

Горы – ракеты, вросшие в землю корнями, ракеты – горы, вырвавшие из земли свои корни, и корни эти превратились в струи огня…)

Поэт продолжал рассказывать:

– Я прочел оду его жилищу, а он почему-то обиделся. Я давно заметил: что для одних – похвала, для других звучит оскорблением. Но тогда я этого не понимал. Крестьянин вытащил меня во двор и принялся бить оглоблей. Когда он начал меня бить, мне было страшно, и страх этот не исчез до того самого момента, пока не сломалась оглобля, но, как вы справедливо заметили, мне было так страшно, что уж и вовсе не было страшно…

– У этого крестьянина потом был пожар? – спросила Кэт.

– Да, – с важностию ответил Поэт, – дом, прославленный мною, – сгорел. И я написал эпитафию:

Приемли хвалу Поэта, даже если хвала кажется тебе хулою… Иначе тебя приемлет огонь.

Что тоже – неплохо.

Мне захотелось треснуть Поэта по голове. Но я сдержался, поскольку увидел Куродо.

Куродо идиллически сидел у подножья ракеты, которое казалось подножьем горы, и покусывал травку.

…Так Куродо не вытягивался даже в карантине перед сержантом.

– Джек! – он проглотил травинку. – Ты поймал дракона?

– Как видишь, – ответил я.

– Джек, – Куродо развел руками.

– Мы его в ангар засунем? – спросил я.

– Да… – Куродо сглотнул, – о чем речь? какие вопросы…

Поэт и принцесса не без любопытства слушали наши непонятные беседы.

– Теперь так, – сказал я, – эта баба хочет лететь со мной, с нами.

– Колдуны, – объяснил Кэт Поэту, – они притворялись рыцарями. Сейчас они убьют нас и умрут сами.

Поэт с достоинством поклонился:

– Я это понял.

– Не положено, – сказал Куродо растерянно.

– Не положено? – разозлился я. – Мало ли что не положено? Тебе вон не положено было из ракеты на вольный воздух выбираться. Конторским не положено приемники выключать…

– А что, – встрял Куродо, – отключили?

– Отключили, – передразнивая его, ответил я, – поставили галочку против моей фамилий и пошли праздновать юбилей Гризельды.

– Уу, грымза, – восторженно протянул Куродо, – сколько ей стукнуло – триста?

– Неважно, – поморщился я.

– Вот из таких грымз образуются очень милые поджарые ящерки-прыгуны. Все, понимаешь ли, наоборот…

– Я понимаю, – я был очень зол, – что ты мне зубы-то заговариваешь. Я тебе ясно сказал: загоним дракона в холл и берем Кэт…