Любовь Романова - Люди крыш. Пройти по краю

Люди ветра снова замолчали. Наверное, давали своей гостье осознать только что услышанное. Наконец заговорил Марат.

— У кого-нибудь есть, что добавить к словам Лиона? Нет? Тогда, думаю, пора подвести итог. Женя, мы очень хотим, чтобы ты осталась с нами. Отдохни, позагорай, прими участие в фестивале граффити. Тим рассказывал мне, что ты отличный райтер. Сходи со своими друзьями под парусом до Турции, научись видеть фибры и управлять ими. Ясмин потренирует тебя, и к концу лета ты сможешь пройти инициацию на Утесе Света. А мы тем временем разберемся с Глухим. Ну что скажешь?

— Я… — Женя обвела глазами притихших крыланов. Они правы — ей пока рано лезть в дела взрослых. Ну что она может? Только все испортит. Покалечит кого-нибудь — заберет воду или высосет воздух, какая еще угроза от нее исходит? Да, крыланы очень хорошие… и очень глупые. Тим прав, именно ей Сохмет поручила защитить свой город. Ей, а не Марату или Лиону. Нет, она не рвется в герои. Больше всего на свете Женьке хотелось бы сейчас валяться на пляже и купаться в море. Только она не простит себе, если все произойдет так, как предсказывала Сохмет. Не сможет простить! Но взрослым знать об этом не обязательно. — Я согласна с вами. Мне не стоит во всем этом участвовать. Спасибо, что объяснили. Можно, я поживу в башне?

Поляна ответила радостным гулом. Похоже, крыланы не на шутку боялись, что юный полиморф вздумает артачиться. Они разом заговорили, поздравляя Женю с разумным решением.

— Теперь мы бы хотели обсудить наши планы наедине. — Марат бросил смущенный взгляд на друзей.

— Нам уйти? — резко спросил Тим.

— Если можно, Тимофей. Я понимаю твою обиду — сам был таким же, но, согласись, есть вещи, которые вам не нужно знать.

Женя и Тим встали.

— Тим, я прошу тебя, будь взрослым, — окликнула его Ясмин. — Мы в курсе, какой у кошек острый слух.

Это было лишним. Тим сжал губы и свел брови к переносице.

— Обещаю, что не стану подслушивать, — процедил он, выходя из круга.

— Давайте мне дембельский поезд. Что-то я притомился! — потребовал Гоблин, почесывая волосатое пузо.

Чухонь, стараясь не засмеяться в голос, наблюдал в узкую щель приоткрытой двери, как двое братьев встали по обе стороны железной кровати, на которой вальяжно развалился довольный Гоблин, и принялись ее раскачивать. Пельмень обмахивал приятеля полотенцем, словно опахалом, а третий брат по имени Зуб издавал звуки, похожие на стук колес. Тудук-тудук, тудук-тудук. И гудел, словно несущийся на всех парах локомотив. Гоблин прикрыл глаза и блаженно похрапывал.

Эту картину Чухонь наблюдал уже второй раз. Два дня назад, когда он вместе с Малым впервые пришел в лазарет, его сосед по норе точно так же наслаждался поездкой на скрипучей койке. Что такое поезд, Чухонь приблизительно представлял. В некоторых коридорах подземного города были проложены узкие рельсы, по которым громыхали, полные землей или камней, неуклюжие вагонетки. Хрысь объяснил, что настоящий поезд похож на них, только больше. А вот значение слова «дембельский» для темного Чухоня осталось загадкой.

Он постоял еще немного и осторожно двинулся дальше по светлому, пахнущему хлоркой, коридору. Этот коридор совсем не походил на подземные тоннели. Стены его были выкрашены на уровень человеческого роста в нежно-зеленый цвет, а выше — оштукатурены. Коричневая плитка на полу влажно блестела от недавнего мытья. По потолку тянулись длинные лампы, испускавшие рассеянный, подрагивающий свет. От него глаза Чухоня, привыкшие к полной темноте, чесались и слезились.

В лазарете было безлюдно. Гоблин со своими дружками, занимавшими одну из двух палат, оказались единственными пациентами Глистера. Странно, что именно Глистерман хозяйничал в лазарете. Как бы ни был далек Чухонь от дел своей фратрии, он знал: уже не один десяток лет Братство лечил старый целитель — лобастый и неразговорчивый Хмур. Уж Хмур, наверное, не стал бы столько дней держать лоботрясов в больнице, изводя на них казенные харчи. Да и пользовался целитель, в отличие от толстяка, не бинтами с зеленкой, а руками. Раны склеивал, переломы сращивал — поругивался, бормотал что-то под нос, и все проходило. Когда Чухонь был совсем мелким, Хмур лечил ему разбитый лоб. Поводил своей ручищей над головой, и кровь свернулась. Подул — боль прошла. Послюнявил — ничего не осталось. Даже шрама.

Но хорошо, что Глистер не брезговал лекарствами. Будь он целителем, Чухонь не нашел бы у него ни бинтов, ни спирта, ни зеленки с йодом. Грибы оказались настоящей медицинской энциклопедией. Малой объяснил, что нужно взять и как этим добром пользоваться. В прошлый раз уже через полчаса Чухонь вернулся к ослабевшей крысе с горой противно пахнущих лекарств и под глумливую диктовку детей Синей Грибницы сделал перевязку. Даже обезболивающее вколол. От воспоминания об этом у него до сих пор пробегал между лопаток неприятный холодок.