Роман Дремичев: Конан и Черная Смерть [СИ]

Конан немного походил по камере, затем тяжело вздохнул, так ничего и не придумав, и, не найдя иного выхода, улегся на кучу соломы и спустя некоторое время заснул.

Это была его первая ночь в Халоге.

Утром его разбудил лязг двери, тяжелые шаги надсмотрщика и странные скрипы — как потом оказалось, принесли утреннюю кормежку.

Щуплый человечек с грязной просаленной повязкой на глазах в отживших свое лохмотьях катил по щербатому полу ужасно скрипевшую металлическую тележку, увешанную гнутыми и ржавыми половниками и черпаками. В самой телеге стояло глубокое ведро и стопка деревянных плошек. Зачерпнув из ведра какую-то дурно пахнущую смесь, он наливал ее в плошку и закатывал посудину в камеру, немало ни заботясь о ее сохранности. В некоторые из камер он запускал несколько плошек, в некоторые только одну, несмотря на количество находящихся там человек. Вот он замер у клетки Конана. Осторожно принюхался, оскалился, словно учуял нечто приятное, и, забросив в камеру плошку с едой, громко смеясь, хрипя и подвывая, покатил тележку назад, бренча половником по стальным прутьям камер. Деревянная тарелка грохнула о каменный пол, треснула, и противного вида жижа растеклась по плитам, наполнив камеру противным кислым запахом. Что это было, Конан не мог даже предположить — возможно, овощи, не обязательно свежие, вываренные в безвкусную кашу, или отбросы со стола, прелые протухшие корни, а возможно и остатки пищи животных. Он брезгливо толкнул чашку ногой обутой в сапог, ругаясь и поминая Крома, расплескав эту кашу по полу еще больше.

— Ха, сынок. Лучше тебе не отказываться даже от такой еды, — прошелестел тихий голос из темноты камеры, что была расположена напротив — там не было окошка под потолком и мрак полностью скрывал говорившего. — Ты силен, дик и необуздан. Ты готов биться со всеми разом. Но это ненадолго. Без пищи скоро твоя сила иссякнет, и ты погибнешь. А силы тебе понадобятся, ой как понадобятся.

— Кто ты? — спросил Конан, шагнув к решетке, — в соседней камере среди прутьев возникло белое пятно — лицо другого человека, больше в этом мраке ничего нельзя было рассмотреть.

— Меня зовут Сехир. Я из Заморы, — послышался тихий ответ. — А кто же ты воин?

— Я — Конан, киммериец.

— А, варвар с гор. Вольный воин. Здесь нет воли и свобода лишь туман, парящий с луной. Я здесь уже несколько дней, хотя может быть и недель. Не знаю. В темноте время течет совсем по-другому. Я был в банде Варга Темного, когда мы отправились в набег на караван, следующий в Пограничное королевство. Добыча была богатой, по нашим меркам. Но далеко мы не ушли. Эти белокожие демоны появились, словно ниоткуда, половину наших безжалостно убили, остальных взяли в плен.

И вот теперь мы здесь. Но из всех в живых остался лишь я, да и мне недолго ждать. Здесь царит лишь смерть.

— Нас убьют, казнят?

— Можно и так сказать… — тихий смешок чиркнул в темноте. — Можно и так… эта ведьма Вамматар любит кровь. Да, кровь и жуткие игрища, которые устраивает во имя себя и своей кровавой богини Лухи, хозяйки окутанных тьмой равнин. Мы все здесь — обречены. Мы смертники, — собеседник Конана закашлялся, подавившись слюной, но после продолжил:

— Ты сильный, в груди у тебя, я слышу, бьется смелое сердце, возможно, ты сможешь покинуть эти проклятые богами стены… возможно… Как я мечтаю об этом же. О, как я хочу вновь увидеть стены родного города. Да, Шадизар. Великий и Проклятый, укрытый туманом, обласканный жарким солнцем и мутным лунным светом, покровительствующим ворам и проходимцам. Там самые красивые женщины на свете и золото, море золота, что заманчиво блестит по ночам… там моя жизнь… а здесь нас ждет лишь смерть. Страшная смерть во славу королевы тьмы. Он замолчал, и сколько Конан не звал его, больше он не откликался.

Юноша лишь пожал плечами, он давно знал, что люди долгое время проведшие во мраке подземелий лишаются разума и рассудка. Знал, но еще не встречал таких, и вот увидел воочию. Но он все же последовал дельному совету сокамерника и хоть и через силу, но проглотил мерзкое варево и вновь завалился спать, силы и свежая голова еще понадобятся ему, это точно.

Вечером ему вновь принесли все ту же мерзкую кашицу плюс деревянную старую кружку с теплой пахнущей водой — вот и весь ужин, что ожидал пленников. И вновь громкий противный смех слепца, замершего у камеры Конана, огласил стены мрачного узилища.

А после пришли стражи. Они громко говорили, размахивая руками, что-то обсуждая, ходили между камер, вытаскивая из них некоторых узников, осматривали придирчиво их в свете факела, а после, сбив в кучу, куда-то увели.