Роман Дремичев - Ночь волка [СИ]

Я, словно на крыльях дикого ветра, мчался, что было сил, через старый дремучий лес, освещенный последними лучами заходящего солнца, к одинокой пещере Моата — великого, но сейчас уже почти забытого бога океанских глубин племени ах'шха, древнего народа, последний представитель которого умер много тысяч лет назад. Даже наследников этого некогда обширного племени уже не встретить, даже память об их деяниях стерли беспощадные века. Только название пещеры и сохранилось, да мрачные и мутные предания о древнем зле, якобы когда-то вершившемся здесь…

Я летел к ней, как сумасшедший, не замечая ничего вокруг себя, не обращая на всякие, совсем не нужные сейчас мелочи своего внимания. Мое сердце — огромный разгоряченный ком, сердце зверя — бешено билось в груди. Так громко, что его звуки, наверное, оглушительным громом разносились далеко по всему лесу. Так мне казалось!

В ладони я крепко сжимал маленький клочок желтоватой бумажки — послание, которое случайно обнаружил за час до заката на своем окне. В нем знакомым строгим витиеватым почерком со множеством разнообразных завитушек и закорючек было старательно выведено несколько строк. «Милый, приходи сегодня в час заката к пещере Моата. Один. Я тебя буду очень ждать!»

Едва прочитав эти строчки, я чуть не задохнулся от счастья, гигантской волной окатившего все мое тело. Я прыгал, бегал по дому, смеялся и ликовал, околдованный бурей нахлынувших на меня неземных чувств. Быстро собравшись, даже не успев никого предупредить о том, что ухожу, я сорвался в лес, устремившись на долгожданную встречу. Ибо подпись, что скромно стояла внизу листа, могла поставить лишь она одна — прекрасная дама моего сердца — несравненная, божественная Мэгги. Это был ее своеобразный тайный знак, который мы придумали вместе несколько лун назад, когда только познакомились. О нем знаю лишь я один во всем мире, и никто больше. И никому кроме меня она не могла отправить эту записку…

Упругие колючие ветви безжалостно лупили меня по лицу, словно раскаленные бичи разгневанных черных ангелов; старые, скрюченные, похожие на древних старцев деревья, поросшие рыжим ядовитым мхом и серыми гнилостными грибами, подставляли мне под ноги свои длинные изогнутые корни — несколько раз, запнувшись о них, я со всего маху падал лицом вниз, на ковер из сухих ломких листьев и тонких острых еловых иголок, но затем, сразу же вскочив на ноги, бежал дальше.

Солнце — большой оранжевый шар — медленно скатывалось за горизонт, мелькая среди стволов деревьев. Ночь постепенно начинала уже входить в свои временные владения. На быстро темнеющем небосводе появились первые яркие звездочки. Вот последний лучик света мигнул на прощанье и исчез. Тьма окутала землю своим нежным невесомым покрывалом.

И только тогда я добрался, наконец, до скалы посвященной древнему богу. Выскочив из леса, не разбирая дороги и не останавливаясь ни на миг, я сразу же полез на пригорок к чернеющему передо мной входу в пещеру. Луна, взбирающаяся медленно на купол неба, освещала мне путь. Вдруг я оступился и упал, скатившись немного вниз по склону, подняв в ночной воздух небольшое облачко сухой пыли. Левая рука окрасилась в алый цвет, рубашка, купленная не так давно на последней большой ярмарке в Йогузе, жалобно затрещала, зацепившись рукавом за торчащий из камня острый корень, загнутый словно коготь зверя, и порвалась.

Тихо выругавшись, процедив что-то совсем неразборчивое сквозь стиснутые зубы, я подул на поцарапанную руку и слизнув выступившие капли крови, вновь принялся восходить, но на этот раз более осторожно. Резкая боль немного отрезвила мой разум, занятый только мыслями о прекрасной Мэгги, и я превратился в волка, чуткое и умное существо с обостренными инстинктами.

Темный зев пещеры пугал меня. Шестым чувством я чувствовал, что внутри кто-то есть. Человек! Но как бы ни были остры мои чувства, развитые долгой жизнью в стае диких волков, я ни за что бы не различил с такого расстояния мужчина это или женщина. Даже мой нюх меня подвел бы здесь. И я тихо затаился у входа.

«Шедор Великий, — тут же обругал я себя, — ты же пришел на свидание, которого так долго ждал, а устраиваешь невесть что», и, больше не таясь, смело вошел под своды старой пещеры, последней памяти о древних ах'шха.

Внутри было очень темно. Пахло прелыми листьями и сырым камнем. В тишине, вязким облаком спрятавшейся во мраке, слышалось тихое журчание маленького ручейка, проложившего себе дорогу сквозь толщу камня.