Наталья Ткаченко - Подруга

Ллио благодарно посмотрел на мать:

— Я бы очень хотел вас познакомить. Тем более, что я уже пообещал написать ей приглашение, как только всё наладится! Но дело в том… — он замялся. — Во-первых, она может и не оказаться в усадьбе. А во-вторых, ей, наверно, не стоит пока здесь появляться. Это долгая история, — эльф неожиданно зевнул.

— Тогда ты расскажешь мне её завтра, — твёрдо сказала его мать. — А сейчас — спать!

Ллио кивнул, Миреллин поцеловала его на ночь, пожелала спокойной ночи и, на всякий случай прихватив с собой книгу, покинула комнату. Ллио приготовился ко сну и лёг в постель, но глаза никак не закрывались. Он в который раз видел, как Тхар уходит, отмахиваясь от его предложения помочь, и в который раз обижался на неё.

Но наконец усталость взяла своё, и юноша заснул.

На следующее утро Ллио рассказал матери историю знакомства с Тхар и все их совместные приключения. Миреллин внимательно выслушала его и задумалась.

— Пожалуй, вы правы, приглашать Тхар и Тилю пока неразумно, — наконец сказала она. — Я прекрасно знаю, что многие из наших сородичей не упустят возможность изучить уникальную магическую аномалию. Совершенно забыв при этом, что объектом изучения станут живые разумные существа. Вот когда девушек удастся разъединить…

— Да, но мы пока совершенно не представляем, как это сделать, — признался Ллио. — Ванеллириан поехал к своему двоюродному брату…

— Да, Сингареллиор мог бы помочь, — задумчиво сказала Миреллин.

— Ты его знаешь? — удивился Ллио.

— Да, — кивнула Миреллин. — До встречи с твоим отцом я ведь жила на севере, в Лесах у Ночной Заводи. Но после замужества последовала за Ареллом на юг. Потом его перевели в Астеналле, и мы осели здесь.

Миреллин говорила спокойно, но Ллио прекрасно понимал, каким трудом ей даётся такое спокойствие. Его родители, прожившие несколько сотен лет вместе, разошлись. Конечно же, из-за него: Миреллин не смогла простить мужу предательства и переехала в другой дом, в котором раньше жили их старшие дети.

Эльфийское общество незыблемо следует многим проверенным веками традициям, в частности, семья должна жить под одной крышей. Достигшие совершеннолетия — двадцати семи лет — дети получают в своё распоряжение дом, находящийся недалеко от родительского. Поскольку, выбирая новое место жительства, эльфийские семьи всегда стремятся занять участок побольше, проблем с пространством обычно не возникало. Но вот у семьи Алленгоранле, с ограниченными средствами и тринадцатью отпрысками, места едва хватило — участок походил на человеческую деревушку, настолько тесно стояли дома. И сейчас Миреллин заняла один из пустующих — самый дальний, и Ллио жил с ней.

А ведь если эльфийка покидает дом и вот так демонстративно переселяется в другой, пусть даже стоящий в десяти минутах ходьбы от предыдущего, это равносильно человеческой подаче в мировой суд прошения о разводе.

Впрочем, демонстративно Миреллин не переселялась. Она делала это молча, целеустремлённо, не замечая пытающегося её остановить, отговорить, вымолить у неё прощение мужа. Собирала вещи и, жестом отказываясь от помощи — ведь это означало бы примирение — несла в свой новый дом.

Всё это происходило на глазах не вмешивающихся старших братьев и сестёр Ллио, а так же невероятно обрадованных уникальным зрелищем соседей. Эльфы крайне редко выносят семейные неурядицы на всеобщее обозрение. Но у Миреллин просто не было выбора. Она и так находилась под непрерывным обстрелом соседскими взглядами с того ужасного дня, когда родители Ллан нашли её тело. А рядом — находящегося то ли в винном, то ли в наркотическом опьянении Ллио. И с поистине королевской невозмутимостью, под уважительные либо осуждающие шепотки, Миреллин ушла от мужа, с которым прожила долгую жизнь и которого любила.

По всё той же традиции, если муж хотел, чтобы жена вернулась, он приходил за ней. Если жена согласна была помириться, она открывала дверь. Арелл Алленгоранле приходил каждый день. Миреллин ни разу не отперла замок.

Ллио на всё жизнь запомнил вздрагивающие от плача плечи матери, скорчившейся на полу и спрятавшей лицо в сорванную с окна кружевную занавеску. Тяжёлая портьера ещё покачивалась; по ту сторону окна отец в сотый раз пытался объяснить, почему он так поступил, ещё не зная, что Ллио уже вернулся и тоже слышит его.

Он говорил о том, что не мог поступить иначе. Что он Судья. Что его сразу же заподозрили бы в пристрастности. Что все факты указывали на виновность сына. Что всем известно — никто не лжёт в Круге правды. Что его всего несколько лет назад наконец назначили Судьёй, и он не мог вынести другой вердикт, ведь тогда бы его наверняка сместили, а Ллио это бы не спасло, и как они жили бы дальше?..