Игорь Федорцов: Дождь в полынной пустоши [СИ]

На момент встречи противников, в Зале Арок, кроме конфликтующих сторон, присутствовала большая часть обитателей Серебряного дворца. Габор аф Гусмар умудрился выделится и здесь. Наряд белобрысого предвосхитил все мечтания столичных модников. Великолепный пурпуэн ладно скроен и отменно сшит. Два плотных ряда пуговиц, обтянутых бархатом. По рукавам, груди и плечам жемчужное узорочье. Искрящееся и переливающееся едва на него падал свет от свечей, факелов или скудного осеннего солнца. Искусный рисунок казался золотистым на плечах, серебряным на груди и стальным к поясу. Подбитые конским волосом плечи, придавали фигуре виконта богатырскую атлетичность. На ремне из кожи носорога (Не с намеком ли? Не с дальним прицелом аксессуар?) две пряжки и россыпь вделанных камней — аквамаринов и изумрудов. Чудесное мастерство недоступное здешним кожевникам. Шоссы столь узки, что проще считать их собственной кожей, чем одеждой. Сапоги из лучшей выделки шкур кобылиц онагров арамейской степи. Высокий каблук и звезды шпор. Довершить наряд не хватало шапочки-ток. Габор её не надел. Умышленно. Отсутствие тока в разрез с общим видом, заставит обращать внимание и сожалеть. Ах, шапочка и перо цапли были бы весьма кстати.

Колин предпочел в одежде не броскость, естественность тонов. К тому же на дворе осень, пора меланхолии, раздумий и согревающего глинтвейна.

— Назовите оружие, саин? — потребовал канцлер от Гусмара. Латгард выступал в качестве главного распорядителя. Назначенные секунданты лишь обозначали свое присутствие и не вмешивались. Столь редкая организация поединка объяснялась его важностью. Канцлера не посмеют ослушаться и в малом, тогда как протесты секундантов сплошь и рядом игнорировались. А то и сами они становились жертвами разохотившихся лить кровь.

— Меч! — выпалил Габор. Выбрал то, чем по признанию многих прекрасно владел. Именно мечом, бастардом, полуторником.

«Эдакая скудность», — раскритиковал Колин ожидаемый выбор. После схваток в школе Жюдо он надеялся противник проявит изобретательность. Не проявил. А чего собственно ожидать от отпрыска знатного рода? Биться на полэксах Гусмар не практиковал, силенок маловато для такого боя. На булавах, клевцах, чеканах, шестоперах опасался получить тяжкое увечье. Достаточно посмотреть на Хьюба Кусаку. На кинжалах слишком коротка дистанция с противником. Двухклинковый бой невозможен из-за слабого навыка драться левой. Не хватало практики и школы. Вся остальная экзотика в виде кватерстаффа, пломмеи, кистеня, эспантона отпадала сама собой. Колин с теплотой вспомнил бой с Обюром. Фалькс. Хотелось бы еще опробовать ронколу [64] Ронкола — садовый нож с замысловатым лезвием обрезать ветки. .

— Возражения?

Чистая профанация. Возразишь и тебе тут же объявят, таковые не принимаются и засчитают позорное поражение. С одной стороны хороший повод капитулировать не потеряв лица и не уронив достоинства.

— Нет, — согласился Колин с выбором. На его поясе болталась древняя железяка ужасного качества. Замена привычного ему шнепфера. И вовсе не из предвиденья осложнений поединка. Шнепфер в некотором роде не меч.

Маммар, присутствовавший на процедуре встречи противников, не упустил столь важную деталь. Возможно, потому что прежде всего был воином и отменным фехтовальщиком.

«Не выдержит и пары-тройки хороших ударов, — определил Исси низкое качество клинка унгрийца. — Только-то? Весь в трюк позволить оружию сломиться?» — звучало убедительно, но некий осадок оставался. Слишком просто. Человек придумавший заполучить титул барона и землю, не может так поступить. Или все-таки может? Ведь часто мудрость там, где другие видят глупость.

— Место? — потребовал канцлер от Колина.

— Надлежит проследовать за мной, — стандартно ответил унгриец.

По поводу места никаких расспросов. Оно может быть любым. Лишь бы выбирающий в состоянии туда прибыть. Если требование соблюдено, то и оппоненту нет причин там не находиться.

Воспользоваться приглашение не спешили. В делах земных суетность позволительна сколько угодно, а вот в делах связанных с небесами наоборот предосудительна.

В центр широкого людского круга выставили скамеечку для фрей Арлем. Исповедница немного волновалась. Ведь её слово в преддверии грозящей поединщикам гибели, весьма значимо.

— Саин Гусмар, — позвала она, и раскрыла на коленях Святое Писание.

Габор вступил в круг, подошел к фрей и опустился на колено.