Елизавета Дворецкая - Огнедева. Аскольдова невеста

А потом она вовсе ни о чем уже не думала, растворяясь в страстном влечении, которому наконец могла дать волю. Что бы ни происходило с ней — жар его губ, сила его рук были счастьем, вознаграждавшим ее за все недавние тревоги, и этого счастья ей было достаточно. Белотур переложил ее на скамью, покрытую овчиной, и она торопливо развязала поясок — чего еще откладывать, когда наконец сама судьба отдала их друг другу?

Воротислава вернулась домой, уже зная, что произошло на княжьем дворе. С горы на гору карабкаться долго, но слухи, будто птицы, перепархивают с одной вершины на другую. За своими воротами ей никто не попался. Она знала, что Белотур пошел домой, но в доме его не оказалось. Забериславна метнулась к свекровиной мазанке и в сенях наткнулась на саму Елинь Святославну. Увидев невестку, старуха переменилась в лице и шагнула вперед, норовя вытеснить ту назад, во двор.

— Ты чего здесь? — строже обычного прикрикнула на Воротиславу старая воеводша.

— А где… Белотур где?

— Не знаю. — Старуха вышла вслед за ней из сеней и плотно затворила за собой дверь.

Торопясь узнать, что за новости принес сын, она сама недавно хотела войти… Потянула дверь истобки и различила внутри женский вскрик, потом полувздох-полустон, в котором узнала голос сына. Елинь Святославна была не настолько стара, чтобы забыть, что все это означает. А стало быть, с разговорами надо немного обождать. И хорошо еще, что она успела к этим сеням вперед невестки. Елинь Святославна понимала, к чему дело идет. И понимала также, что дочь Заберислава не смирится с тем, что в этот дом войдет новая молодая жена.

Не сразу, но чуть позже, опомнившись, Дивляна сообразила, что слышала под самым окном голоса — Елини Святославны и Воротиславы. Женщины были совсем рядом и чудом сюда не вошли! Она запоздало испугалась и тут же рассердилась: так и придется ей всегда тайком хватать крошки счастья, боясь Воротиславы?

— Не всегда, — утешил ее Белотур. Он стоял на коленях перед скамьей, на которой она лежала, и покрывал поцелуями то ее шею, то бедра, высоко открытые задравшейся рубахой. — Я скажу им… сейчас же скажу, что я тебя в жены беру.

— И тогда уж я… — начала Дивляна и запнулась.

Потом повернулась к Белотуру спиной и уткнулась лицом в густую, уже слегка свалявшуюся шерсть черной овчины, на которой лежала. Блаженство еще наполняло ее, растекаясь в крови, как медово-молочная река, но уже проснулись тревожные мысли. Белотур, не опомнившись, целовал ее в затылок и висок, однако она почти не замечала.

И что тогда? Воротислава останется старшей женой воеводы, и не потому даже, что старше годами и ее сын почти взрослый, вот-вот меч получать. Потому что Воротислава — дочь радимичского князя, вошедшая в дом с приданым и с докончанием между родами, как положено. А она, Дивляна, так и останется невесть какой девкой, привезенной леший знает откуда. Белотур станет спать с ней, но распоряжаться домом будет Забериславна. И помыкать ею, молодой ненавистной соперницей, выдавать ей самые тяжелые уроки из работы по дому и пенять, что худо исполнила. Может быть, Елинь Святославна встанет на ее сторону, но старая воеводша не вечна. Ее, Дивляны, дети еще когда родятся и вырастут, а Ратибор уже взрослый. И даже любовь Белотура мало ей поможет. Он — мужчина, у него свои дела, он и дома бывает не всегда. Уедет он куда-нибудь надолго — Воротислава ее со свету сживет. А встревать в бабьи дела воеводе неприлично. Не станет же он бить старшую жену, даже отослать ее не сможет — князь Заберислав с полками придет. Ее здесь ждет почти та же жизнь, от которой Велем спас Красу на Добшином займище. А заступится ли за Дивляну ладожская родня, когда обо всем узнает, неведомо. Не очень-то отцу понравятся ее нынешние дела. Опять, скажет, за старое принялась! Мало из дому бегала, мало ее судьба учила! И приданое потеряла, и имя свое чужой девке, за шеляги купленной, отдала, и сама не к тому в дом вошла, к кому посылали. И кем — младшей женой, мало что не челядинкой! Не для того внучек Радогневы Любшанки мать растила, чтобы они младшими женами были!

— Не говори ничего пока. — Дивляна обернулась и легла на спину, устремив взгляд на закопченные балки кровли. — Я младшей женой быть не могу. А в старшие не годна.

— Мне все равно. — Белотур разбирал кудряшки на ее вспотевшем лбу, с такой нежностью касаясь кожи, какой трудно было ждать от его загрубелых рук.

— Мне не все равно. Ведь я — настоящая Огнедева и замуж выходить могу только так.