Вадим Шакун - Пятьдесят девственниц

— Пойми, Бес, — не сдавалась она. — Пойми и представь те проклятия, которые она обрушит на твою голову, когда бесчестье ее станет всеобщим достоянием. А молитвы ее, тем скорее дойдут до Богов, что она ведь была перед тобой невинна, когда ты обидел ее. Мало тебе собственных злоключений, так ты еще хочешь кары Богов? Ведь я же не попрекаю тебя Мисой, но здесь ты, и впрямь, поступил плохо.

— Я знаю, ты права, — с грустью согласился я и, видят Боги, Быстрые Глазки, меня убедила. — Мне остается лишь сожалеть и молиться, чтобы у бедной девочки все хорошо сложилось в жизни и, чтобы она не держала на меня зла. И я никогда не вернусь в Жемчужный.

— Да уж, не стоит, — согласилась капитан. — Поскольку девушку найдут утром связанной, тебя обвинят в насилии, на лбу твоем выжгут клеймо и наложат денежный штраф. А, поскольку она твоя падчерица и ты муж ее матери, тебя обвинят в кровосмесительстве и вырвут раскаленными щипцами твои половые органы.

— Это будет до или после сдирания кожи? — на всякий случай решился уточнить я.

— Последней всегда идет казнь, прямо приводящая к смерти, — любезно объяснила юная девица. — Твое наказание будет происходить, скорее всего, в течение нескольких дней. В первый из них тебя отходят кнутами и проткнут язык раскаленным гвоздем. На второй — отрубят руки и перевяжут раны, чтобы не дать умереть. Не третий — оторвут половые органы; и, лишь на четвертый — сдерут кожу и дадут умереть. Хотя, если судьи сжалятся над тобой, они могут совместить отрывание и сдирание в один день, дабы уменьшить твои страдания.

— Было бы очень милостиво с их стороны, — удрученно согласился я и на некоторое время в каюте нашей царило тягостное молчание, но тут явилась маленькая Трина и, вновь кинувшись мне на шею, принялась одаривать поцелуями.

— Ах, мой ласковый и милый папочка, — лепетал наш нежный ребенок. — Ну не чудесно ли, что мы все вместе. Неужели лучше тебе было бы остаться с той ужасной женщиной и играть с ней, нежели с Глазками?

С улыбкой согласился я, что никакие женщины на свете не смогут заменить игр с нашей рыжеволосой спутницей, и, что, поскольку сегодня я ужасно устал, то предпочту играм сон, но уже завтра же непременно поиграю в нашу игру с ними обеими.

— Эй, Бес В Ребро, — рассмеялась Глазки. — Быть может я и не откажусь приласкать то, что столь благополучно избежало раскаленных щипцов. Быть может, я даже разрешу Трине попробовать, коль скоро ее уже долго гложет любопытство по этому поводу. Но не слишком ли быстро ты забыл о том, что поклялся виселицей не нарушать пиратские обычаи? Мы-то находимся в море.

— Знаешь, мой добрый друг Быстрые Глазки, — откровенно признался я, — сегодня ты нарассказывала мне таких ужасов, по сравнению с которыми, виселица кажется не самым плохим, что может ждать меня впереди.

Меж тем плавание наше проходило своим чередом и я ознакомился с целью предпринятого ватагой похода. Оказалось, что мы не меньше, не больше, как наняты.

Случилось так, что лет десять назад, во время бестолково и отнюдь не победоносно проведенной войны с язычниками, наше королевство чудом отбило у тех некую древнюю святыню дварфов. Король дварфов, прослышав про это, тогда же предложил несметное количество денег, но наш король, весьма кичившийся тем, что в столице его собрано так много святынь и религиозных символов различных народов, в гордыне своей, пренебрежительно отказал в продаже. Трудолюбивые усердные дварфы покручинились и ввели у себя особый налог, с целью собрать еще больше денег дабы однажды все-таки купить то, что было им столь дорого.

Денежные же дела нашего нынешнего величества пришли тем временем в такой упадок, что в этом году величество это согласилось уступить дварфам святыню за деньги вдвое меньшие тех, что они некогда предлагали. И вот, не так давно, дварфский король с несметной кучей золота переплыл Внутреннее море и выкупил реликвию к вящей радости своих подданных.

Предприятие это проходило в непрестанном отражении пиратских атак ибо, всякий из капитанов вольных мореплавателей, прослышав про путешествие, непременно желал испытать удачу. Поэтому, их дварфское величество решило не искушать судьбу и нанять при обратном пути кого-нибудь из пиратов для охраны, справедливо полагая, что друг с другом они воевать не будут. Поскольку же ватага Свирепой Акулы, на тот момент, была во Внутреннем море самая многочисленная, выбор пал на нас. Немало помогло и то обстоятельство, что, среди прочих узников, мы освободили с каторги на Сапфировых островах нескольких дварфов, а уж они-то и связали нас со своими соплеменниками.