Вадим Шакун - Пятьдесят девственниц

— Руки-то вязать будешь? — хмуро спросила Орна.

— До рассвета еще несколько часов, — успокоил я. — Не собираешься же ты провести их со связанными руками и кляпом во рту? Давай попьем вина или завари травы. Я же еще расскажу тебе о своем нынешнем ремесле. Поверь, сердитая моя дочурка, что наибольшую выгоду от пиратства получают не те, что самолично ходят в море, а лишь те, кто об этом болтает. Придет такой болтун в таверну и давай заливать, как ходил он, дескать, боцманом при славном капитане Хромая Лошадь и какие у них были баталии, и какие несметные сокровища на вот-ну-никак-не-вспомню-каком острове.

Несмотря на нелюбовь ко мне и то, что я фактически силой лишил ее чести, моя семнадцатилетняя падчерица вдруг улыбнулась.

— Вот-вот, — кивнул я. — И расскажет этот болтун не об одном сундуке и даже не о трех, а о целой дюжине. И наполнены эти сундуки золотом самой высокой пробы. Сухопутные крысы, развесив уши, будут слушать, не замечая как путает он реи со швартовыми, а бушприт с компасом, да подливать побольше винца за свой счет. И никогда не признается бедолага, что пропиратствовал неполных два месяца, смывшись в первом же подходящем порту, что вся добыча его составила два десятка медяков и, что в пираты он попал лишь потому, что, надо было где-то прятаться от кредиторов.

— А ты как в пираты попал… папенька? — полюбопытствовала она отхлебывая свежезаваренное питье и, хотя в последнем слове была немалая доля ехидства, сердиться я не стал.

— Кому другому сочинил бы отличную историю, — сказал я. — Сообщил бы, что я незаконнорожденный барон, граф, герцог, а может даже и принц. А что? Намекнул, дескать, если б не судьба злодейка — на королевском троне вы не того, что сейчас видали бы. Тебе же скажу честно, в пираты попал случайно и, хотя в штурме Королевской каторги не последнюю роль сыграл, хотя в шкиперы выбился, но если б мне деньжат побольше, да не жениться спьяну на твоей матушке, выбрал бы другую профессию не задумываясь.

Так в приятной беседе провели мы большую часть ночи.

— Ложись, дочурка, пора, — распорядился я лишь только за окнами посветлело небо.

— Чего ты?! — возмутилась она, когда я вновь навис над ней.

— Послушай, Орна, я легко могу сделать это, после того, как свяжу тебя и заткну рот, но зачем? Почему бы, нам просто не повторить предыдущее, раз уж мы расстаемся навек?

— Если ты не уедешь, я, в точности, сегодня же повешусь, — пригрозила она.

— Я тебе виселицей поклялся, — нетерпеливо напомнил я.

— Мать проснется и застукает нас, — опасливо покосилась на храпящую Лу ее рассудительная дочь и раздвинула согнутые в коленях ноги.

— Мы сделаем все очень быстро, — клятвенно заверил я и не встречая сопротивления приступил к делу.

— Больновато еще, — пожаловалась она. — Это пройдет?

— Пройдет, доченька, — успокоил я, обильно залив семенем ее живот, дабы оставить наиболее явные следы. — Матушке скажешь, что я надругался над тобой раз пять за ночь.

Одевшись, я достал из кармана камзола свой последний золотой и остатки серебряного бруска, подаренного мне капитаном.

— Орна, ты умная, рассудительная девочка, — сказал я вручая ей все. — Не подумай, что это — плата за постель. Тот свинец, что лежит в сундуках у твоей матушки, много не стоит, поэтому возьми вот это и постарайся употребить с пользой для вас обеих. Можешь не бояться, серебро — самое настоящее.

— Знал бы ты, как я тебя ненавижу, папенька, — припрятав ценности в матрасе пробормотала падчерица. — Хотя ты и пытаешься быть таким любезным. Давай, вяжи.

Я скрутил ей руки разодранной ночной сорочкой, привязав их к спинке кровати, и, поцеловав на прощание, заткнул рот кляпом из небольшого платка.

— Мир этому дому, мне же пора уносить ноги, — пробормотал я выходя за порог.

Погода была ветреная, хмурая и я перепугался — а ну, как Свирепая Акула не решится выйти в море? По мере приближения к порту возникло другое опасение — вдруг ватага наша уже отплыла; и я поспешно ускорил шаг.

В порт я уже вбегал, успокоившись лишь тогда, когда собственными глазами увидел все корабли нашей ватаги и, в особенности, «Морскую Кобылку».

— Скоро ли отходим, мой капитан? — запрыгнув на борт сразу же поинтересовался я.

— Ты вовремя, шкипер! — обрадованная Быстрые Глазки наградила меня крепким рукопожатием. — Ждем сигнала с «Милашки».

А ко мне уже спешил Крикун и сияющая от восторга милая Трина. Хоть у нас и было правило насчет общения с женщинами на борту, мой маленький дружок тут же кинулась ко мне с поцелуями. Впрочем, товарищи по пиратскому ремеслу считали ее моей дочерью, так что никто не возмущался. К тому же, Трина была всеобщей любимицей и, как женщину, ее никто не воспринимал.