Вадим Шакун - Пятьдесят девственниц

В ходе сопровождавшегося обильными возлияниями ужина, течение которого изредка прерывалось перебранками между матерью и дочкой, я вновь накачал свою половину и благополучно отправил в постель. Сам же решительно собирался не сомкнуть глаз до рассвета, ибо более всего на свете опасался проспать отплытие нашей ватаги. И вот, дождавшись, покуда моя, огорченная последней перебранкой с матушкой, падчерица уляжется, подошел и раздевшись забрался к ней под одеяло.

— Наконец-то, милая Орна, твоим мучениям приходит конец, — сообщил я. — Обещаю, что уже завтра к вечеру твоя жизнь будет совершенно другой.

— Отчего это?

— Твоя матушка полностью убедится в твоей правоте.

— Оставьте же, ну! — попыталась вырваться она и сорочка ее затрещал, так как ухватился я достаточно крепко.

— Видишь, порвалась! — довольный я разодрал ее до пояса и девица поспешно прикрыла грудь. — Именно это нам и надо.

— Оставь, что ты хочешь? — забыв о должном дочернем почтении взвизгнула Орна, но матушка ее на соседней кровати даже не перестала храпеть.

— Я обесчещу тебя и сбегу из дому, — объяснил я дорывая ее единственное сейчас одеяние.

— Чтобы она всю жизнь попрекала меня тем, что я тебя совратила, а потом отдалась? — сжалась в комок совершенно нагая девица.

— Трудно будет это сделать, коль скоро, проснувшись, она найдет тебя связанной с заткнутым ртом, — объяснил я свой план, набирая теплого масла из ближайшей к постели лампе.

— Все равно, — пробормотала падчерица с ужасом глядя на то, как я умащиваю свой столь устрашающий ее сейчас размерами орган. — Я не дам себя связывать и ничего не дам с собой делать!

— А когда, вскрыв сундуки, узнает, что вместо серебра там лежит свинец, — вернулся к постели я принеся немного масла в миске, — тут-то она поймет сколь опрометчиво впустила меня в дом и как была права ее умница-дочь.

Услышав о том, что в сундуках находится свинец, девица даже дар речи потеряла от изумления.

— Ты еще более ужасный негодяй, чем я о тебе думала, — призналась она, когда смогла вскорости говорить.

— Конечно, — согласился я. — Уж поэтому-то, коль скоро, решил сделать тебя нынче женщиной, то обесчещу любой ценой.

— Не мучай меня! — взмолилась Орна силясь, казалось, продавить каменную стену у себя за спиной.

— А я с вами не мучался? Столько тяжестей, как за последнее время, в жизни не таскал! А ваши бесконечные перебранки? Твоя девственность — послужит хоть какой-то наградой за мои страдания! На, смажь у себя там получше, что бы не было больно! — приказал я протягивая ей миску, но увидев, как падчерица набирает побольше воздуха в легкие, добавил чуть мягче. — Ну и кричи, если так угодно. Матушка опять тебя во всем обвинит, а я совру, что свинец мне подсунули обманщики-пираты. Конечно же, я не смогу уплыть завтра в поход, как собирался, и мы будем дальше жить здесь милой, душевной семейкой. Вы с матушкой будете ежедневно лаяться, я же, рано или поздно, вновь подпоив ее до бесчувствия, доберусь до твоего девства. Неужели ты сама не понимаешь, что так все и будет?

— О, Лулах, сделай так, чтобы этот мерзкий человек никогда не вернулся из своего проклятого похода, — всхлипнув взмолилась девица и дрожащей рукой взяв миску начала умащиваться в указанном мною месте.

— Никогда не вернусь в этот распроклятый город, клянусь виселицей! — совершенно искренне пообещал я. — Совершенно не имею такого желания. Подтяни коленки к груди и раскройся получше.

Дрожащая от страха Орна улеглась на спину и подчинилась.

— Не хнычь и ничего не бойся. По крайности, — опускаясь на падчерицу сверху понадеялся я, — это раз и навсегда отучит твою матушку бросаться на шею первому встречному пирату лишь только потому, что он спьяну болтает о каких-то сокровищах.

— Больно же… Потише!.. — охнула она.

— А ты как думала, первый-то раз, — возмутился я ибо проход который я собирался открыть и расширить оказался гораздо уже, чем у двух моих предыдущих девиц. — Еще немного потерпи, как по маслу пойдет… И перестань ты реветь, все через это проходят!

— Одно дело с законным мужем, другое… Тише… Я больше не могу… Ах!

Ахнула она именно в тот момент, когда я добился первого успеха.

— Все ты теперь можешь! — ободренный этой удачей сообщил я целуя ее в мокрую и соленую от слез щеку. — Немного осталось.

— И вообще, — после мига блаженства, я вновь вернулся к теме пиратских сокровищ. — Сейчас в нашей ватаге около трехсот человек. Сколько же надо захватить серебра, чтобы доля каждого составила три сундука? Знаешь, существуй неизвестный материк, где на каждом шагу попадаются серебряные шахты, а в руслах рек — золотой песок, и находись этот материк так, чтобы доставить оттуда металлы, можно было только по воде, вот тогда пиратство было бы выгодным промыслом. Сейчас же, захваченную добычу легко можно пропить за недельную стоянку в любом порту и исключения бывают крайне редко. Нет-нет, не мойся, пусть на тебе будет побольше следов бесстыдного надругательства.