Глен Кук - Меченосец

Сафайр с Плаеном пускали в вождя заклинания, но тому и дела не было.

В пролом шагнул Нерода, и все во дворе замерли от страха. Теперь защитников косили уже два вражеских клинка.

Тоалы перебрались на стены, за ними, забросив крючья, вскарабкались солдаты. Штурмующие хлынули сквозь пробитую предводителем брешь. Там и сям мертвец, окруженный воинами крепости, просто тыкал пальцем, и те валились, будто взорванные изнутри.

— Готфрид, бежим, бежим! — заскулила Анье.

Тот никогда еще не испытывал подобного страха. Ясно — это конец.

— Успокойся! — рявкнул юноша на сестру, затем развернулся и пошел к лестнице.

— Куда ты? Зачем ты меня бросаешь?

— Чтобы найти меч. Теперь уж отец меня не остановит!

Храбрые слова. Еще б и голос не дрожал. Парень захромал вниз по ступеням, в холодное нутро башни, бывшей его домом.

Ворота взорвались, влетели внутрь тучей обломков. Дубовые балки взвились, как соломины. Взвизгнула женщина. Ладони Готфрида взмокли на кожаной рукояти прадедовского меча.

Воины кинулись сквозь разбитый створ, волоча за собой раненых.

— Идут! — заорал Готфрид.

Стража башни пригнулась за заграждением из мебели. Вентимильские солдаты вбегали, склонившись, спрятавшись за щитами. Отступающие гудермутцы карабкались на баррикаду.

Бельтар спрыгнул с нее и очутился рядом с Готфридом.

— О! А я боялся…

— Я — воробей стреляный. Ты здесь правильно распорядился. Мать с сестрой где?

— Ярусом выше. А отец?

— Не знаю. Держись тут. Я за женщинами присмотрю. Мы прорвемся и укроемся в горах.

Старый воин кинулся наверх.

В воротах показался тоал — черный великан, закрывший свет. Кто-то швырнул копье — мимо. Исполин взмахнул рукой, и заклятие разметало баррикаду. Вентимильские солдаты кинулись в пролом, замелькали, залязгали мечи. Вокруг закричали. Тоал двинулся вперед, будто оживший кошмар.

Бельтар проревел приказ, и наконечник врезался в грудь противника — тот зашатался. «Ура!» — заголосил воин, кидаясь в атаку. На бегу он хлопнул Готфрида по плечу — юноша неуклюже замахнулся и бросился на ближайшего вентимильца и вдруг обернулся: обезумевшие от ужаса мать и сестра оказались рядом.

Тоал повел рукой, и люди вокруг посыпались, будто трава под косой. Черный латный кулак ударил Готфриду промеж ребер — и навалилась тьма.

Юноша не знал, как долго пробыл в беспамятстве, но достаточно, чтобы вокруг остались одни мертвецы. Готфрид заплакал, увидев тело матери.

Бойня не кончилась — все еще слышались крики и лязг. Он пошевелился — руки и ноги тряслись, но слушались.

Нужно спрятаться. Затаиться и пробраться к селянам, в горы.

Руины больше не дымились. Миньяк отправился дальше терзать Гудермут, но черный вождь Невенка Нерода с двенадцатью мертвецами остались в Касалифе. Они неустанно рыскали вокруг, сверкая алым огнем в безжизненных глазницах. Если ради Добендье крошечное королевство погибнет — что ж, тем лучше. Тем спокойней ляжет ладонь Алера на рукоять Великого меча.

Готфрид полз среди развалин загнанной крысой. Тоалы шныряли повсюду. Того и гляди заметят, схватят, а после швырнут в кучу изувеченной плоти посреди двора.

Порубленным и выпотрошенным, скошенным черными клинками и колдовством защитникам крепости еще повезло, ведь выжившими занялись допросчики. От визга и предсмертных воплей закладывало уши. Хоть бы кто-нибудь знал про этот проклятый меч! Наградой стала бы скорая смерть без мучений.

Крики постепенно стихали. Готфрид упорно продвигался к бреши, проделанной Неродой. Уже был виден оплавленный, свечным воском потекший камень, и юноша едва сдерживался, чтобы не вскочить и не кинуться сломя голову.

Желание сражаться осталось где-то в руинах среди трупов. Теперь он хотел только выжить, а грезы о геройской славе обернулись детской глупостью, пустым мечтанием, нелепой выдумкой перед холодным зверством войны.

За стеной показались виноградники. Может, и в самом деле вскочить, броситься со всех ног?

Рядом лязгнули доспехи. Среди опаленных балок мелькнули латные рукавицы — парень сжался, стараясь поглубже втиснуться в пепел и щебенку, и замер.

Даже в сражении тоалы двигались неровно, рывками, словно куклы, однако в искусстве боя и стремительности их не мог превзойти ни один человек. Нерода же был и того страшнее. По слухам, его боялся сам миньяк.

Мертвый вождь охотился за выжившими. Тварь, забравшаяся в чье-то погибшее тело, застыла в дюжине шагов, повернулась, и Готфрид затаил дыхание. Безжизненные глаза уставились на укрывавшие его обломки. Черная перчатка поднялась, и юноша выпрыгнул, швырнул увесистый камень в противника, сиганул к провалу. Булыжник ударил в кисть, сбив наведенный палец, и тут полуразрушенная конюшня обвалилась на тоала.