Олег Яковлев - Там, где фальшивые лица

На самом-то деле я не собирался отправлять ни одного из моих… хе-хе, слуг в помощь легионам Папы Сиенского. Еще не хватало, чтобы Деккер убил оставшихся в живых братьев-иерофантов, в то время когда сам он должен оставить этот грешный мир вместе со всеми своими распустившимися некромантами. Пришел и его черед. Отыгранные фигурки уходят с поля битвы и не возвращаются. Весь этот розыгрыш с походом имперских войск был предназначен лишь для того, чтобы убрать с доски последних чернокнижников Умбрельштада вместе с их предводителем. Черный Лорд никогда не пропустит (как надеется этот глупец-понтифик) легионы своих извечных врагов, то есть встанет незыблемой преградой на их пути… А народ Империи Волка – глупцы и невежды – в который раз подумает, что во всем виноваты северные маги. Тьфу, противно… Как можно быть такими слепыми?!

– Но и вы, Ваше Святейшество, помните, надеюсь, о своем милосердном обещании?

– Да, мой верный Гай, я лично проведу над вами ритуал причастия и отпущения грехов. Вы войдете в наши ряды и станете, я уверен, достойным сыном нашей великой Матери Синены.

«Больно нужно… Размечтался старик, ничего не скажешь… Демон и святой инквизитор в одном лице – это слишком даже для меня».

– Сын мой доблестный, брат церковный Клемент Кельнский, что ведет легионы на мятежный Север, доложил, что он уже на грани топей Эррахии и начал нести очищение. Кресты распятий вновь поднялись над северными холмами. Как там эти трясины называются теперь?

– Кровавые топи.

– Пусть таковыми и остаются, – проговорил старик и устало закрыл глаза.

Я встал, поцеловал вновь протянутый мне перстень и поспешил вернуться в начало галереи. Только я один знал, что там, между статуями Максимилиана и отца его, Юлия V Мудрого, находится портал. И если задействовать его тайным способом, то можно очень легко и быстро добраться до руин среди болот Эррахии, а оттуда – и в сам Гортен, где меня уже ждет тень с докладом о том, как проходит битва. Если все пойдет по плану, то и от некромантов, и от имперской армии скоро ничего не останется…

7 сентября 652 года.

Герцогство Таласское. Талас.

Человек в желто-красном камзоле сидел, развалившись на стуле и закинув ноги в грязных сапогах прямо на стол. Двухцветный плащ и колпак лежали скомканные в стороне. В одной его руке была старая книга, исписанная полузнакомыми письменами (старое наречие, будь оно неладно!), а во второй – мутноватая бутыль, вся покрытая пылью. Там, где пыль стерли пальцы, можно было разглядеть переливающуюся жидкость темно-багрового цвета.

Стол стоял в самом отдаленном от окон закутке библиотечного зала и был весь завален россыпями свитков; старинные документы и исторические хроники перемешались так, что ни один архивист и историк не взялся бы разбирать ту мешанину дат, событий и людей, что переплелись в чернильных строчках на выстроенных башнями листках бумаги.

Сколько он уже потратил дней, сидя за этим столом? Много. Зачем он это делал? Чтобы узнать, конечно. Зачем же еще! Три архивиста, пять книжных прислужников и двое библиотекарей носились вокруг, взлохмаченные и невыспавшиеся, но все, как оказалось, зря… Все эти сведущие в бумажном деле люди не могли ему подсказать, не могли найти сведения всего лишь об одном событии, одной легенде, одном месте…

Пыльная бутыль, выуженная из какого-то древнего ларца господина главного библиотекаря (конечно же, без его на то разрешения), вновь наклонилась – багровая и неимоверно кислая жидкость полилась в горло.

Ворох бумаг сменяет ворох бумаг… Некто пытается выманить его из Гортена, подослав поддельное письмо от гномов, а то, что оно написано кем-кем, но точно не Дор-Тегли, он мог бы поручиться – не зря ведь в памяти были вырезаны всего лишь два слова, являющиеся одновременно и паролем, и призывом о помощи, и подписью… Итак, кто-то хочет выманить его из Гортена, и у него, Бансрот подери, это получилось. До столицы, со всеми ее кознями, интригами и обманом, триста миль, а он сидит, протирает штаны в этой ды… «библиотеке»! Кто-то упорно пытается свести всех с ума. И у этой маски преотлично все получается. Король… он никогда не видел Инстрельда таким… странным, что ли… таким, что наиболее обидно, не доверяющим ему. Ему, своему любимому весельчаку-братцу! Или, быть может, это он сам растратил умение шутить и смешить? Неизвестно. Ясно лишь, что время для шуток прошло. Когда кровь льется на ступени твоего дома, когда друзей убивают у тебя на глазах, а до ушей доходит лишь крик о помощи и последний хрип, ты будешь делать все, что угодно, но только не смеяться.