— Так, — кивнул Ваадж, — дальше я расскажу, Зезва. Карга старая вернула али речным прядь золотую волос Златы. А известно, что али всегда мстят похитителю своему. Налетели злые духи той же ночью, и превратилась Злата в дух речной, страшный облик приняла. Воспарила над ложем супружеским, глаза сверкают, рот хищный, зубов кривых и страшных полон, слюна ядовитая капает вниз. Кожа потемнела, пальцы стали длинными и скрюченными, страшный образ приняла, исчезла милая Злата… Аштарт прижался к стене, задрожал.
— Убей меня, — взмолился, — но не тронь детей, это ж и твои детки тоже!
Взвыла волком дева али, воспарила к потолку, а из окна жутким голосом ответили ей другие али. — Не тронула Злата деток, — покачал головой корчмарь, — но с тех пор через одну ночь являются злые али в дом гамгеона, наводят страх на нас всех, по селу пронесутся, детей пугают, могут чудищем обратиться иль еще каким страховидлом-то! К кузнецу явились, перевертыши, в образе почивших родителей его. Раскрыл он рот от изумления, а родители-та евойные хвать и превратились в чудищ али жутких. Опрокинули его на землю, улетели со двора. И так многих еще пугали, а Аштарта с отцом и матерью его пуще всех остальных. Скотину губят, с ума сводят, лошадей угоняют, а как возвращается лошадка-то, грива у животинки так перепутана, что невозможно распутать! Вот так и мучаемся с тех пор, милостивые господа! Сегодня-то спокойная ночь, али окаянные завтра в гости пожалуют.
— Однако ж, в удачную ночь я приехал, — пробормотал Зезва. — Принеси еще вина, добрый человек! В горле что-то пересохло.
— Несу, судырь, сей момент! — трактирщик побежал за вином, а Зезва повернулся к задумчиво разглядывающему огонь Вааджу.
— Ну-с, господин чародей, колись, что в письме моем гамгеону?
— Тевад Мурман убиковскому гамгеону родич дальний, — усмехнулся Ваадж. — Получил от него недавно просьбу о помощи. Ну, Мурман нанял меня, чтобы али зловредных прогнать, я же, как никак, чародей.
— А я тут при чем? — нахмурился Зезва, принимая от хозяина кувшин.
— Ты же Ныряльщик, вот тевад и отрядил тебя мне в подмогу.
— Ну, Мурман, — разозлился Зезва, — ну тевадская твоя задница! Хрен я тебе с Мира Демонов что-нибудь принесу в дар, хрен!
— Так что, — заключил волшебник, — ничего такого в письме твоем нет. Так, сообщение, что, мол, дорогой друг Арсен, гамгеон наш верный, высылаю тебе в помощь весьма искусного чародея Вааджа, что прибыл сегодня днем, а в подкрепление ему, в тактическое, так сказать, еще и небезызвестного Зезву, по прозвищу Ныряльщик…
Зезва мрачно осушил стакан.
— Вот только, не знаю я, как против али действовать, — признался Ваадж. — Злые духи речные непобедимы, ни одно доступное мне заклинание против них не действует. Разве что, Высшего Мага надо было выписывать с Юга. Так архимаг денег запросит столько, что во всем Мурмановском тевадстве не найдется, а Мурман тот еще жук.
— Чего согласился тогда, чудик?
— Как чего? Мурмана не знаешь, что ли?
— И то верно. На кол посадит, и глазом не моргнет!
Некоторое время они молча смотрели на огонь.
— Пошли спать, Ныряльщик, — поднялся Ваадж. — Надо выспаться, завтра нам предстоит тяжелый вечер.
— Это точно, — вздохнул Зезва.
Зезва не любил долго спать по утрам. Едва начало светать, как он бодро вскочил с перины, на которую его уложил сердобольный корчмарь, оделся и отправился прямиком во двор, умываться и проведать Толстика. Облившись ледяной водой из колодца, фыркая и отдуваясь, Зезва погляделся в кусок зеркала, прикрепленный к козырьку над колодцем. Из зеркала на него глянуло кареглазое лицо, с черными бровями и ресницами. Густые черные волосы предстояло заплести в длинную косичку. Ныряльщик вытерся огромным полотенцем, что услужливо поднес сонный слуга-мальчишка и отправился в стойло, проверять, как там Толстик.
Конь встретил хозяина приветственным ржаньем. У жеребца был весьма довольный вид, полным-полно овса и воды, а в соседнем стойле стояла симпатичная гнедая кобыла.
— Эге, — воскликнул Зезва, — да ты хорошо устроился, приятель!
— Йо-о-го-го! — согласился Толстик, сладострастно косясь на гнедую.
— Ну-ну, не буду мешать, дружище.
С этими словами Зезва отправился в корчму, где уже суетились хозяин и слуга, накрывая стол для завтрака, а из комнат доносились соблазнительные запахи и женские голоса — то жена и дочка корчмаря хлопотали на кухне.
Ваадж уже ждал. Чародей задумчиво наблюдал, как гигантский паук трудолюбиво творит паутину в углу над столиком, за которым он сидел.
Читать дальше