Север Снег - Чужак. Сапсан и нетопырь

— Совершенно верно, именно так всё и было, — подтвердил Насик, явно приободрившийся. — Вот и Виталис может подтвердить…

Лодий не знал, чему верить. Несмотря на то, что с Насиком у него никогда не было теплых отношений, несмотря на явные подозрения в его адрес и отсутствие всякого доверия к словам Буша, ему страстно хотелось, чтобы сказанное оказалось правдой. Потому, что ему всё же легче бы далось сознание совершенно необъяснимого предательства или сумасшествия Глана, чем участие его братьев в каком-то столь же необъяснимом преступном фарсе. Он уже был даже готов признать подслушанное Силием плодом нелепого недоразумения.

Он посмотрел на Виталиса, который упорно избегал встречаться с ним взглядом, и подозрения вспыхнули в нем с новой силой. Виталиса он уважал — брат был старше Лодия на восемь лет, и всегда был настоящим старшим братом — сильным, смелым и добрым. В качестве последней соломинки он обратился к Виталису:

— Брат, это правда? Действительно это было именно так? — и такая мольба прозвучала в его голосе, что она подтолкнула Виталиса к некоему решению. Повернувшись ко всем лицом, глядя Лодию в глаза, Виталис медленно произнес:

— Так ли? Нет, не так! Глан действительно предатель, но предательство его состоит совсем в другом. Покушения он не устраивал.

Все ошеломленно молчали. Виталис прошел через комнату и остановился прямо напротив князя.

— Прости, отец, прости и ты, Лодий. История, которую вы услышали, была сочинена при моем участии и согласии. Мне не хотелось, чтобы правда вышла наружу, но ничего не поделаешь — пришло время эту правду рассказать. Правду, от которой мы хотели уберечь Лодия. Теперь ты, отец, понимаешь, о чем я говорю?

Удивление и возмущение на лице князя Камилла, которое появилось в начале речи Виталиса, стало сменяться пониманием. А Лодий, напротив, был совершенно был сбит с толку. Виталис же теперь повернулся к Лодию лицом и обращался только к нему.

— Ты, Лодий, никогда не задумывался над тем, каковы отношения наших раменских княжеств с Империей? Мы привыкли, что Империя нам указывает, что делать, с кем торговать, какие принимать законы. А мы служим для нее живым щитом. Да, живым щитом, — с удовольствием повторил Виталис свое определение. — Но Империи этого мало — она нас самым натуральным образом грабит. Буш, повторите основные положения из вашего меморандума.

— Я составил таблицу экономических связей, — советник, который последние несколько минут сидел серый (побледнеть ему не давала смуглая кожа) ожил и заговорил даже с выражением. — Если бы не таможенные правила и ограничения имперского правительства, то княжества, прежде всего, Тарсей, могли бы…

Лодий постепенно приходил в себя. Экономические рассуждения советника были для него оркнейской грамотой. Он душой ощущал, что в его рассуждениях был какой-то изъян, но плавное, пересыпанное цифрами и ссылками на параграфы законов изложение, не давало сосредоточиться. Не выдержав, он перебил Буша.

— Не знаю, так ли это, но при чем тут Глан? Какое он имеет отношение к торговле и таможне?

— Не горячись, брат, я ведь только начал. То, что сейчас рассказывал советник Буш, нам известно уже несколько лет. И осознав, что наши отношения с Империей, скажем так, неравноправны, мы, посовещавшись, начали предпринимать некоторые шаги. Создали некоторый неофициальный союз…

— Так вот о чем вы совещаетесь на своих собраниях, — снова перебил Лодий. — Ну и что тут особенного? Я знаю, что все провинции имеют своих людей в Сенате, и стараются заполучить выгодные для себя правительственные решения. Если вы решили заняться влиянием на имперскую политику, то что тут нового?

Его собеседники переглянулись, и Лодий снова насторожился.

— Нынешний император не одобряет самостоятельности провинций, а еще меньше ее одобряет его тайная канцелярия. Тут очень многое, как ты понимаешь, зависит от того, как об этом доложить. Вполне естественное желание добиться справедливых взаимоотношений, можно представить как заговор мятежников и измену. Ты ведь помнишь дело князя Марка?

Лодий помнил — эту историю только мельком упоминали на уроках истории в гардемаринской школе, но в Раменье-то ее знали очень многие, хотя произошла она двадцать лет назад. В последнюю войну с Самалой, князь Сумура Марк заявил о своем "суверенитете" и отказался посылать дружину на войну. Месяц спустя, его замок был взят почти без боя — большая часть дружины демонстративно не взяла в руки оружие — пробравшимися в город переодетыми солдатами имперского спецподразделения "Львы Тефнут". Арестованный в своей спальне, князь Марк был препровожден в столицу и казнен по приговору Сенатского суда. Это случилось в первый год правления нынешнего императора Летипа Второго. После этого события, в Сумуре на десять лет было введено прямое имперское управление.