Крис Хамфрис - Вендетта

Она улыбнулась своей ужасной улыбкой.

— И почему мы ждали тебя.

Паскалин щелкнула колесиком, и сине-желтое пламя стало четвертым в комнате источником света, наряду с горящими фитилями двух свечей и тлеющим кончиком ароматической палочки. Дым последней наполнял комнату густым травяным ароматом. Скай на мгновение смежил веки, а затем глаза его широко раскрылись, будто он хотел спать и в то же время — вскочить и бежать куда-то.

Паскалин пристально изучала его.

— Узнаешь запах?

— Я не уверен. Я…

— Ты ощущал его с первой секунды, как появился на острове. Потому что это запах диких кустарников, которые на Корсике называют маки. В его зарослях путаются розмарин, лаванда, тимьян и сотни других растений. Он распространен по всему острову, он — сама его сущность; это воздух в наших легких, столь же необходимый нам, как и кровь, что течет в наших жилах. — Она прервалась и сделала глубокий вдох. — И как этот аромат уникален, так и сами мы совсем не похожи на прочие народы Европы. Римляне, готы, арабы, испанцы и итальянцы — все они приходили на остров и верили, что властвуют над нами. Мы же скрывались в маки и сражались. Мы проливали их кровь на нашу землю, поглощали тех, чью кровь не могли пролить, и смотрели, как уходят одни завоеватели и им на смену приходят другие. Все они в итоге сгинули. А мы до сих пор живем здесь.

Чтобы не выглядеть полным невеждой, Скай спросил:

— Но ведь французы пришли в восемнадцатом веке, так? И они…

Паскалин прервала его:

— Французы? Да, конечно, они и сейчас тут. Но ты должен знать, что человек, которого они считают величайшим из правителей, был корсиканцем.

— Наполеон…

— Буонапарте. Oui. [13] Да ( фр. ). Один корсиканец властвовал над ними. Они же не смогли покорить корсиканцев.

В глазах ее вспыхнул огонь, и то не было отражением пламени свечей. На Ская произвело впечатление то, как ревностно бабушка относится к истории своего народа. Его народа, поправил он себя. Вспышкой промелькнула мысль о школьных товарищах, которые в эту самую минуту, вероятно, сидят в классе и проходят промышленную революцию или битву на Сомме. А он сейчас слушает проповедь лысой патриотки о величии Наполеона. Скай наклонился к бабушке.

— Ну и какое все это имеет отношение к моему деду?

Она со снисходительной улыбкой посмотрела на внука.

— Самое прямое. Теперь ты понимаешь, откуда он родом. На какой земле он родился. Ибо племя, которое не подчиняется захватчикам, создает свои собственные законы. И первый из наших — закон вендетты.

— Око за око.

— Больше чем око. — Глаза ее вспыхнули. — Жизнь за жизнь. Семья за семью, пока одна из семей не будет полностью уничтожена.

— Но это варварство!

— О, мой маленький английский внучек! Ты просто не понимаешь.

Скай уставился на бабушку, пораженный чувством гордости, прозвучавшим в ее словах, и скрытой за ними глубокой печалью.

— Значит, если кто-то убивает человека, то семья убитого начинает мстить?

— Должна мстить. Мертвец будет взывать к мести и не успокоится до тех пор, пока она не свершится. — Она с грустью покачала головой. — Но в прежние времена причиной вендетты не обязательно служила смерть. Я слышала, что как-то вендетта началась из-за того, что собака помочилась на стену соседа. Или еще был случай: из-за фрукта, упавшего на чужой участок и подобранного садовником.

Скай ужаснулся.

— И что, люди из-за этого идут на убийство?

— О да. Ведь дело здесь вовсе не в преступлении, а больше — в оскорблении, в попрании гордости. — Она склонила голову. — У нас есть поговорка: «Честь — что банка с чернилами. Уронишь, и пятно уже не отмоется вовеки».

— Вовеки? Даже если за смерть отплатить смертью?

— Да. Потому что каждая сторона считает себя неправедно обиженной. И никакая смерть не может положить этому конец. Каждая смерть должна быть отомщена. И так продолжается год за годом.

Скай уставился прямо перед собой, снова думая о школе — о том, как один парень ударит другого по руке, тот ответит, получит снова, но уже сильнее, и так будет продолжаться, пока один из них не отступит или не вмешается учитель. Скай полагал, что это и называется местью. Он сам много раз оказывался в подобных ситуациях. Но в худшем случае все заканчивалось ушибами. А чтобы за этим следовала смерть… Да еще и всей семьи!

Он взглянул на Паскалин.

— Вы говорите то в настоящем времени, то в прошедшем. Ведь все это ушло в небытие? Вендетта сегодня, в двадцать первом веке, невозможна. Эта традиция, наверное, умерла!