Крис Хамфрис - Джек Абсолют

Над занесенной снегом пустошью Уинслоу быстро сгущались сумерки. Опоздание раздражало Джека Абсолюта: заставлять ждать людей, собравшихся ради такого дела, не по-джентльменски. Кроме того, задержка означала, что к тому времени, когда они доберутся до места, соблюдут процедуру взаимного представления, разметят площадку и обсудят все формальности, связанные с завещаниями и похоронами, будет уже слишком темно для того, чтобы стреляться из пистолетов.

Придется биться на шпагах, а это явно давало противнику Джека серьезное преимущество. Будучи на двадцать лет моложе, он вдобавок являлся кадровым кавалерийским офицером и, стало быть, практиковался в фехтовании ежедневно, тогда как Джек в последний раз брал в руки клинок лет пять назад. Не то чтобы Джек вовсе отвык от холодного оружия, однако размахивать томагавком или майсурским кинжалом — вовсе не то, что фехтовать тонкой, отточенной шпагой. Конечно, изящным клинком нельзя ни рубить, ни резать, однако Джек, увы, знал, что отсутствие режущего лезвия не делает это оружие менее смертоносным. Чтобы убить человека, достаточно укола острием.

В очередной раз поскользнувшись на обледеневших отпечатках сапог тех, кто прошел перед ним, Джек выругался:

— Сколько же, черт подери, соберется народу?

Об этой истории раззвонили так широко, что дальше некуда, и увидеть воочию сей поединок, изрядно нашумевший еще до того, как он состоялся, захотят многие. Уже делались ставки, и Джеку было бы интересно узнать, в каком соотношении. Джек, как куда более опытный дуэлянт, мог иметь определенное преимущество, тем паче что ему довелось убить не одного противника. В действительности таких побед у него было больше, чем знали джентльмены из Лондона. Но его нынешний соперник — намного моложе, наверняка сильнее физически и, самое главное, воспламенен куда большим рвением. Он дрался не просто так. Он дрался за любовь.

А что же Джек? А Джек сражался лишь потому, что по глупости и упрямству не уклонился от вызова.

Он презрительно фыркнул. В довершение всех бед его, похоже, угораздило простудиться. Чего бы ему сейчас хотелось, так это сидеть в тепле и уюте «Королевской кофейни» с кружкой подогретого эля в руке. И уж во всяком случае не скользить по насту морозной пустоши навстречу возможному увечью, а то и смерти.

— Ты ведь сражался в пяти или шести поединках, Дагановеда?

Джек, внимательно следивший лишь за тем, куда поставить ногу на скользкой тропе, перевел взгляд на ноги идущего рядом. Их нагота производила впечатление бахвальства. Насколько знал Джек, у его спутника в их комнатах в «Сен-Жиле» осталась пара превосходных, подбитых овчиной башмаков. Однако Ате никогда не упустил бы случая продемонстрировать полнейшее превосходство индейца-ирокеза над бледнолицыми во всем, что касается стойкости и выносливости. Вероятно, он и вовсе остался бы обнаженным, не предупреди его Джек о том, что на месте поединка могут присутствовать леди. Имея это в виду, индеец натянул отделанные бисером и бахромой плотные штаны из шкуры молодого оленя и безрукавку из китайского шелка, оставлявшую открытой его широченную грудь, бугрящуюся могучими мышцами и разукрашенную татуировкой. На его почти обнаженные плечи волнами ниспадали черные, как ночь, волосы.

Один лишь взгляд на индейца заставил Джека поежиться и плотнее запахнуть плащ.

— Шесть дуэлей, Атедавенет. Наверняка ты помнишь. Включая и поединок с тобой.

— О, — Ате повернулся, и его темные глаза вспыхнули, — ты считаешь дуэлью поединок с «дикарем»? Я польщен.

Индеец отвесил самый ничтожный из возможных поклонов. Ирокезский язык как будто нарочно был создан для иронии. Джек выпил сегодня слишком много коньяку (его первая ошибка за сегодняшний вечер) и для состязания в остроумии явно не годился. Поэтому он снова перешел на английский: