Джим Батчер: Проклятия

- Да... вариант одного заклятия не пройдет, - проворчал я.

- Да, - сказал Боб.

- Что означает, либо проклятие подпитывается чем-то, что восстанавливает его энергию, либо кто-то обновляет эту штуку постоянно.

- Что насчет семейки этого парня, Сианиса? - сказал Боб. - Возможно, они каждые несколько дней накладывают свежий сглаз или что-нибудь ещё.

Я покачал головой.

- Я послал запрос в Эдинбург. Стражи проверили их ещё несколько лет тому назад, когда всё это началось, и они не практики. Кроме того, они фанаты Кабс.

- Стражи проверили грека, но не проклятие? - с любопытством спросил Боб.

- В 1945 году Белый Совет сделал всё, что мог, пытаясь смягчить негативную ауру от всех этих артефактов, собранных нацистами, - сказал я. - Как только они установили, что ни одна жизнь не была в опасности, они действительно не волновались, если куча парней играет в игру с проклятием.

- Так каков твой следующий шаг?

Я задумчиво постучал пальцем по подбородку.

- Пойдём, взглянем на стадион.

Я засунул Боба в авоську, в которой иногда перевожу его и, по его настоянию, повесил её возле заднего зеркала моей машины, потрепанного старого Фольксвагена-Жука. Он висел, раскачиваясь взад и вперёд, а иногда и вращаясь то в одну, то в другую сторону, когда что-то привлекало его взгляд.

- Только посмотри на эти ножки! - сказал Боб. - Нет, ты только глянь на неё! Эй, фьють, ночью может быть холодновато!

- Вот по этой причине мы и не выходим чаще, Боб, - вздохнул я. Я должен был хорошо подумать, прежде чем проехать через район клубов на пути к Ригли.

- Мне нравятся брючки у девчонок в этом столетии, - сказал Боб. - Типа, взгляни на эти джинсы. Чуток потяни - и сползут.

Меня это не проняло.

Я припарковал машину в нескольких кварталах от стадиона, сунул Боба в карман черного кожаного плаща, и вошел. Кабс играли на выезде, а Ригли был закрыт. Это было хорошее время, чтобы простучать всё внутри, но так как Донован был явно готов отрицать и отвергать все знания, я не собираюсь просто стучать в двери и бродить везде.

Поэтому я вскрыл пару замков на служебном входе и вошел внутрь. Я не взломал их со скоростью профессионального грабителя или кого-то вроде - я знал пару парней, которые могли бы открыть запоры с помощью набора отмычек так же быстро, как ключами - но зато мне не грозило заработать штраф за праздношатание и воровство. Однажды я уже был внутри, поэтому направился прямо к главному вестибюлю. Если бы я слонялся по административным единицам стадиона, меня, вероятно, прервала бы полномасштабная система наблюдения, и единственное, что я мог бы сделать в таком случае, это полностью её отключить, а большинство систем достаточно умны, чтобы оповестить соседнюю службу безопасности, когда это произойдет. Помимо всего прочего. Я искал то, чего не бывает в любом офисе.

Я достал Боба из кармана, так что мерцание оранжево-золотых огней глаз освещало пространство передо мной.

- Ладно, - пробормотал я. Я понизил голос, на всякий случай, если ночной сторож может быть на дежурстве и рядом.

- Я злюсь на фанатов, и я накладываю на них проклятие. С чем оно будет связано?

- Чтобы никаких вопросов не возникло по этому поводу, так? - спросил меня Боб.

- Игровое поле, - сказали мы одновременно.

Я стал осторожно продвигаться вперед. Не создавать шум, когда ты рыщешь вокруг, не так уж и сложно, конечно, если ты никуда не спешишь. Серьёзные профессионалы могут всё, кроме забега в абсолютной тишине, но главное, что здесь необходимо, это не резвость, это - терпение и спокойствие. Так что я двигался медленно и спокойно, и это сработало, потому что никто не поднял шум и крик.

Пустынный, неосвещённый стадион был ... просто неправильным. Я привык видеть Ригли сверкающим от солнечного света или прожекторов, наполненным болельщиками, и музыкой, и ароматами слишком дорогой, жирной, и доставляющей необъяснимое удовольствие пищи. Я привык к крикам продавцов, постоянному, похожему на морской прибой, шуму толпы, и гулу самолётов, пролетающих над головой, волоча за собой баннеры.

Сейчас Ригли Филд был большой, тёмный и пустой. Было что-то печальное в этом безмолвии - акры мест, где никто не сидел, зеленое и красивое поле, на котором никто не играл, табло, на котором было нечего читать, и не было никого, чтобы что-то прочесть. Если бы боги и музы пожелали спуститься с Олимпа и вылепить нереализованный потенциал в виде физической формы, они бы не нашли модели более подходящей, чем это пустынное помещение.