Марина Казанцева - Перекрёстки времени[СИ]

Помягчело суровое лицо Пантегри - как знать, не о пленительной ли Ярославне думал он? Мечтательно смотрел в тёмные дали Очерота, и Диян глубоко вдыхал пьянящие запахи весны.

На диво хороша была Энина, расцветшая за этот год, как роза под лучами солнца. И Лён чувствовал себя, как жених накануне свадьбы - трепетал и волновался. Что принесёт ему этот полёт в ночи сегодня?

"Исток, исток, - звучало в мыслях, - Где мой исток? Откуда я и кто я? Раскрой мне, волшебная ночь!"

Как только издалека приплыл дрожащий, томный, протяжный звук - лишь раз в году поёт этот никогда и никем не видимый колокол - все подняли бокалы и выпили вино. Пока считали время гулкие удары, с вершины горки один за другим исчезали фигуры, роняя наземь тёмные плащи. И вот иссяк последний, долгий звук, и остался только ветер, ласкающий спящие леса и скользящий по макушке Лысой Горки. Земля дышала - сонно, тихо, блаженно и свежо. Да Луна, подобно глазу великана, смотрела с высоты небес на вершину древнего кургана, где остались только пятна сброшенных плащей, как пустые оболочки упорхнувших в майское раздолье мотыльков.

Живая, ощутимая, благоуханная тьма вокруг - как обещание, предчувствие, надежда. Чудеса открывали свои двери, как будто долго ждали к себе единственного гостя, без которого праздник - как печаль в разлуке. Исток - он здесь, хочет тебе сказать своё, особенное, потаённое, доселе скрытое от тебя. Ты узнаешь, кто ты, откуда путь твой начался, куда ведёт и кто ты на этой бесконечной дороге, ведущей в вечность...

Он застыл, очарованный восхитительной картиной, раскрывшейся перед ним.

Густая, пронизанная бесчисленными живыми связями, тьма, вначале вобравшая в себя его, стала расступаться, и там, впереди, забрезжило светлое пятно - как дрожащее утреннее марево, тающее покрывало ночи, прозрачная фата, укрывающая едва проснувшееся солнце. Яркий всплеск на полусонном небе. Рдеющие багрянцем облака. Упоительная свежесть уходящей ночи. Торжественная пышность девственно-нетронутой земли, не осквернённой суетой и алчностью беспокойных человеческих сынов.

Тайный лесной храм, где сосны - колоннада, высокий свод - утреннее небо. Пышные ландышевые покровы источают глубокий фимиам, в котором тонет восторженный рассудок и засыпает память. И в бледном утреннем тумане, среди россыпи жемчужно-нежных огоньков, среди прохладной полутьмы, сидит она - таинственно-волнующая, одетая в мерцающие звёзды.

Тонкое белокожее лицо, большие глаза переменчивого цвета - от густо-синего до бледно-голубого, воздушные пряди светлого, лунного серебра, на голове венок неведомых цветов.

Выходит он из тьмы и медленно вступает в лесной альков, едва ощущая ногами почву - так странен, дик и прекрасен этот ночной полёт. Испытывает лёгкий укол изумления, когда замечает на себе другую одежду - сон облёк его в белые, отдающие серебром и алмазом, тонкие одежды.

Как будто лесные феи соткали ему эту полупрозрачную рубашку, собирая лунными ночами сверкающие росами невесомые детские паутинки, летящие по ветру. Звёздным светом украшена рубашка по оплечью, светлыми тенями листьев и цветов расшита по подолу. Гладка тонкая материя штанов и невесомы лёгкие сапожки - кто придумал этот фантастический наряд...

Подходит он, медленно ступая, боясь вспугнуть видение, нарушить песню крохотных ландышевых колокольчиков, встревожить тонкий утренний туман, развеять волшебство. Глаза глядят в глаза, и ощутима связь, неведомое притяжение, как будто возвращение к забытому, растаявшему среди звёзд пути. Как будто бледный призрак прошлого, ушедшее в печаль ничто, минувшее "прости".

- Я здесь, мой Румистэль, - промолвили нежные губы, похожие на мягкий перламутр.

"Как я любил когда-то целовать тебя в эти бледные лепестки ночной розы...", - отстранённо подумал он и удивился своим мыслям. Чьи они - его или Румистэля?

Всплеснулась память, как будто проснулась, очнувшись от колдовского наваждения: кто она? Я её как будто помню... Да, это лицо, эта печаль в глазах, улыбка, волосы, запахи цветов. Неуловимая, как утренний туман. Губы, на которых ощущался вкус полыни - горькое ощущение разлуки. Бледный, хмурый цвет утра, мрачные, неприветливые тучи, низко висящие над исстрадавшейся землёй. Огромные каменные головы, поросшие мхами по уступам... Как призраки минувшего, вознеслись в памяти древние великаны... Наганатчима!..

- Это ты... - задохнувшись от волнения, хотел сказать он: Пипиха. Но губы произнесли иное: