Анджей Сапковский - Башня шутов

– Нас, – проговорил Стенолаз, – вы не можете обвинить в бездействии, господин. Мы, как вы сами признали, действуем. Беззаветно молимся, наши молитвы бывают услышаны, грешников настигает кара. Но грешников много, да и новые постоянно прибывают. Мы просим вас не прекращать помощи.

– То есть вам нужны новые имена?

Ни епископ, ни Стенолаз не ответили. Чех же явно не ожидал ответа.

– Мы сделаем, – сказал он, – все, что в наших силах. Передадим списки гуситских сторонников и торгующих с гуситами купцов, приведем имена… чтобы вам было за кого молиться.

– А демон, – чеху и на этот раз никто не ответил, – демон, как обычно, ударит без промаха и неотвратно. Ох нужна была бы, нужна бы была такая акция и у нас…

– С этим, – жестко сказал Конрад, – сложнее. Уж кому-кому, как не вам, лучше знать, что у вас сам дьявол не в силах разобраться в хаосе фракций. И не угадаешь, кто кого и против кого держится и держится ли во вторник с теми же самыми, которых держался в понедельник. Папа Мартин и король Зигмунт хотят договориться с гуситами. С разумными. С такими, как вы, хотя бы. Думаете, мало было охотников покончить с Жижкой? Мы не дали согласия. Ликвидация определенных лиц грозила хаосом, полнейшей анархией. Ни король, ни папа не желают видеть подобное в Чехии.

– Болтайте об этом, – пренебрежительно фыркнул чех, – с легатом, с Орсини, а меня от подобной пустой болтовни увольте… И шевельните же немного, епископ, вашими якобы ценнейшими мозгами. Подумайте об общем интересе.

– Кого-то надо… прикончить? Вашего политического или личного врага? И что это за интерес?

– Я вам говорю, – чех и на сей раз не обратил внимания на насмешку, – что табориты и Сиротки поглядывают на Силезию жаждущим оком. Одни желают обращать, другие просто колошматить и грабить. Двинутся того и гляди, сорвутся с мечом и огнем. Мечтающий о христианском примирении папа Мартин будет за вас в далеком Ватикане молиться, жаждущий договоренности Люксембуржец будет в далекой Буде рвать и метать. Альбрехт Ракусский и епископ Оломунца облегченно вздохнут, поскольку свалилось все это не на них. А вас тем временем будут здесь обезглавливать, сжигать в бочках, насаживать на колья…

– Ладно, ладно. Успокойтесь. Все это у меня во Вроцлаве на картинах изображено в каждой церкви. Вы хотите, если я верно понимаю, убедить в том, что неожиданная смерть нескольких крупных таборитов убережет Силезию от нашествия? От апокалипсиса?

– Возможно, не спасет, но, во всяком случае, оттянет.

– Без обязательств и обещаний: о ком может идти речь? Кого потребовалось бы прикончить? То есть, простите lapsus linqua [353], кого упомянуть в поминальных молитвах?

– Богуслава из Швамберка, Яна Гвезду из Вицемилиц, гетмана градецкого Яна Чапека из Сана, оттуда же и Амброжа, бывшего приходского священника в церкви Святого Духа. Прокопа по прозвищу Голый. Бедржиха из Стражниц…

– Помедленнее, пожалуйста, – посоветовал Стенолаз. – Я записываю. Однако извольте, пан, сконцентрироваться на районе Градца-Кралове. Мы попросили предоставить перечень активных и радикальных гуситов из района Находа, Трутнова и Вимбурка.

– О! – воскликнул чех. – Вы что-то планируете?

– Тише, пожалуйста.

– Я хотел принести в Прагу радостную нов…

– А я говорю, потише, пожалуйста.

Чех замолчал в гибельный для Рейневана момент. Стремясь любой ценой увидеть лицо говорившего, он приподнялся на цыпочки и не устоял на скамье. Подгнившая ножка с треском переломилась, Рейневан шмякнулся на доски, дополнительно свалив прислоненные к стене хаты палки, жерди, вилы и грабли. Грохот слышен был, пожалуй, даже во Вроцлаве.

Он тут же вскочил и кинулся бежать. Слышал окрики стражи, к сожалению, не только позади себя. Впереди – тоже, причем как раз оттуда, куда намерен был убегать. Свернул между постройками. Когда из хаты выбежал Стенолаз, он не видел.

– Шпион! Шпииоон! За ним! Брать живьем! Жииивьем!

Дорогу преградил слуга, Рейневан повалил его, другому, схватившему его за плечо, врезал кулаком в нос. Сопровождаемый ругательствами и криками, перепрыгнул через изгородь, продрался сквозь подсолнухи, крапиву и лопухи. Спасительный лес был уже совсем рядом, увы, погоня сидела на шее, сбоку, из-за стога, тоже заходили кнехты, пытающиеся поймать его. Один уже совсем было его ухватил, как вдруг словно из-под земли вырос Шарлей и треснул его по голове большущим глиняным горшком. На остальных пошел Самсон Медок, вооруженный выломанной из ограды жердью. Держа двухсаженную слегу пред собой, гигант одним взмахом свалил с ног троих, двух следующих угостил так, что они рухнули словно колоды, утопая в лопухах, как в морской пучине. Самсон тряхнул жердью и зарычал, как лев, стоя в позе, можно бы сказать, своего знаменитого библейского тезки, угрожающего филистимлянам. Кнехты задержались на мгновение, но не больше – от грангии мчалось подкрепление. Самсон запустил в солдат своей жердью и ретировался вслед за Шарлеем и Рейневаном.