Эрик Эддисон - Червь Уроборос

Она по-прежнему молчала. Он сказал:

— Да не буду я ненавистен вам, милосерднейшая госпожа, за этот жестокий рассказ о несчастье. Внезапность произошедшего исключает всякие смягчающие слова. И я и вправду полагал, что вам больше по душе придется прямота, нежели попытка какой-то ложной учтивостью утешить вас там, где утешения нет.

Леди Мевриан поднялась и взяла его за руки. Сияние глаз этой женщины было подобно свету нового утра, сверкнувшего сквозь туманы на тихой серой глади горного озера, а звук ее голоса сладок, словно голоса утренних птиц. Она сказала:

— О Астар, но считай меня столь нелюбезной или столь глупой. Спасибо, добрый Астар. Но ты еще не поужинал, а великая битва и быстрая и дальняя скачка вызывают у гонца голод, какими бы дурными ни были его новости. Оказанный тебе прием не будет холоднее из-за того, что мы, увы, ждали не только тебя и совсем иных вестей. Для тебя приготовлены покои. Ешь и пей, а когда пройдет ночь, у нас достанет времени поговорить обо всем этом.

— Госпожа моя, — сказал он, — Вы должны уехать сейчас же, или будет слишком поздно.

Но она ответила ему:

— Нет, благородный Астар. Это дом моего брата. Покуда я могу хранить его к его возвращению, я не уползу из Кротеринга подобно крысе, но буду нести свою стражу. И ни за что не отворю Витчам ворот Кротеринга, пока я и мои люди живы и способны отстоять его от них.

Она отправила его ужинать, а сама допоздна просидела в Лунных Покоях, которые были расположены в донжоне во внутреннем дворе Кротеринга. Это были пиршественные покои лорда Брандоха Даэй, построенные и отделанные им в минувшие годы, и здесь они обычно и трапезничали, используя пиршественный зал на другом конце двора лишь когда собиралась большая компания. Круглыми были эти покои, повторявшие форму заключавших их круглых стен башни. Все колонны, стены и сводчатый потолок были сделаны из странного камня, белого и гладкого, но так сверкавшего бледным золотым светом, как сверкает полная золотая луна теплой летней ночью. Светильники, представлявшие собой лучившиеся собственным светом молочные опалы, наполняли покои мягким сиянием, в котором во всей красе представали барельефы на изысканно вырезанных высоких деревянных панелях, изображавшие бессмертные цветы амаранта, непентеса, моли и элизийского асфоделя, а также прекрасные портреты лорда Кротеринга, его сестры и лорда Юсса над огромным очагом, и висевшие слева и справа изображения Голдри и Спитфайра. Там было и несколько других картин поменьше: принцесса Армеллина Гоблинландская, Зигг и его жена, и другие, удивительно прекрасные.

Здесь леди Мевриан сидела долгое время. С ней была небольшая лютня, вырезанная из сладкозвучного сандалового дерева и слоновой кости и выложенная драгоценностями. Ее пальцы лениво блуждали по струнам, пока она сидела, погрузившись в раздумья; затем она начала петь тихим и приятным голосом:

С последним сладким вздохом трепещущих струн она отложила лютню и сказала:

— Разлад в моих мыслях, милая лютня, плохо вяжется с гармонией твоих струн. Оставим это.

Она стала рассматривать портрет своего брата, лорда Брандоха Даэй, что стоял в своей усыпанной драгоценными камнями и отделанной золотом кольчуге, положив руку на меч. И в глазах его, удивительно живо переданное искусством художника, застыло то ленивое, полное скрытого веселья, но в тоже время властное выражение, что было присуще ему и в жизни, а в прекрасных чертах его лица, губ и подбородка дремали мощь и грозная решимость, как мог бы дремать бронзовый Арес в объятиях Королевы Любви.

Долго Мевриан смотрела на эту картину и размышляла. Затем, уткнувшись лицом в подушки длинного низкого сиденья, на котором сидела, она расплакалась горькими слезами.

Спорить и строить предположения оставалось недолго: на утро следующего дня витчландское войско вновь подошло к Кротерингу, и Кориний отправил к Мевриан герольда с требованием сдать замок и сдаться самой, дабы с ними не приключилось чего похуже. Требование это она решительно отвергла, и Кориний сразу же приказал штурмовать замок, но захватить его не смог. В последующие три дня он трижды шел на штурм Кротеринга и, понеся некоторые людские потери, но так и не сумев ворваться внутрь, взял его в глухую осаду.