Глен Кук - Игра теней

Я сошел с седла.

– Жабомордый! Ты говорить можешь? Или вовсе чокнулся, подобно хозяину?

– Нет, Капитан, у нас он один чокнутый. Но у меня ж – договор. Должен выполнять, что он приказывает.

– Вот как? Скажи-ка мне, что за штука у Гоблина в кисете?

– Тоже вроде беса. В другой форме. Где он ее откопал. Капитан?

– Сам гадаю, Мурген, посмотри, как остальные. Не понесли ли мы потерь… Могаба, тащи сюда этих засранцев. Я им сейчас…

Колдунов усадили бок о бок, причем Госпожа с Могабой держали их сзади за вороты. Они начали приходить в чувство. Подошедший Мурген сказал, что никто из лежащих без сознания не ранен.

Уже хорошо.

Одноглазый с Гоблином смотрели на меня. А я не торопясь прохаживался взад-вперед подобающей диктатору походкою и пошлепывал концом жезла по ладони. Наконец я повернулся к ним:

– При повторении подобного – посажу обоих в один мешок, физиономиями друг к другу, и велю бросить в реку. Лопнуло мое терпение. Завтра, похмелье там или нет, с утра явитесь сюда и приведете все в надлежащий вид. Все расходы – из ваших карманов. Понятно?

Гоблин, глуповато моргая, слегка кивнул. Одноглазый не отвечал.

– Одноглазый! Хочешь еще по башке получить? Он угрюмо кивнул.

– Вот и ладно. Далее. Гоблин., насчет той штуки, что ты привез из разведки. Не исключено, что она принадлежит Хозяевам Теней. Подсадка. Прежде чем пойдешь спать, засунешь ее в бутылку – или еще куда – и закопаешь. Поглубже.

Он вытаращил глаза:

– Костоправ…

– Ты слышал, что я сказал.

Яростное, на грани рева, шипение наполнило улицу. Змея, взмыв над мостовой, метнулась ко мне.

Жабомордый, перехватив с фланга, сбил ее прицел.

Во внезапной пьяной панической суете Гоблин с Одноглазым заметались, стараясь справиться со змеей. Я отступил в сторону. Минуты три, пока Гоблину наконец не удалось запихнуть ее обратно в кисет, на улице царил дичайший кавардак. Гоблин унес кисет в Лебедеву забегаловку и вскоре вернулся с плотно закупоренным винным кувшином.

– Я закопаю. Костоправ. – Он глянул на меня эдак стыдливо.

Голос его звучал смущенно и ВИНОВАТО. Одноглазый также окончательно пришел в себя.

– Я ему помогу, – сказал он с глубоким вздохом.

– Правильно. Только постарайтесь много не болтать. А то еще снова начнете.

Ему хватило чуткости тоже смутиться. Он задумчиво взглянул на Жабомордого. Но тут я отметил, что беса он с собой для тяжелой работы не прихватил.

– Что теперь? – спросил Могаба.

– Мне чертовски больно это сознавать, но теперь придется положиться на их сознательность. Пока что. Не будь они так нужны мне, я бы устроил им такую ночь, чтоб на всю оставшуюся жизнь запомнили. Мне в Отряде такого говна не надо. А ты чего ухмыляешься?

Госпожа улыбнулась еще шире:

– Масштабы – мельче, однако это то же самое, что и прежние попытки обуздать Десятерых Взятых.

– Да? Может быть. Мурген, ты все равно здесь пьянствовал, так что заканчивай наводить порядок сам. А я наконец хоть немного посплю.

Все обстояло куда хуже, чем я предполагал. Дорогу совсем развезло. В первый день похода, после торжественных проводов, мы сделали двенадцать миль. После этого я еще не пал духом, однако дальше пошло труднее. Близ города дороги были получше. Но потом идти стало труднее. Одиннадцать миль на следующий день, и по девять – в каждый из трех последующих. И то только потому, что у нас имелись слоны.

В день, на который я планировал прибытие к Годжийскому броду, до него оставалось еще тридцать миль.

Тут появился Меняющий Облик в своем волчьем обличье, выскочив откуда-то из лесной глуши.

Дожди кончились, но тучи все так же закрывали небо, так что земля ничуть не высохла. Даже погода против нас!

Меняющий Облик прибыл с младшим товарищем. Похоже, дублер его клюнул на смену облика.

До того как мы тронулись, он провел с Госпожой около часа, а затем снова унесся прочь.

Беседа явно не порадовала Госпожу.

– Плохие новости?

– Хуже плохих. Возможно, они пустят одного против нас.

У меня все съежилось внутри, но я тщательно это скрыл.

– Что?

– Вспомни карту Майна. Заливные луга между Нумой и Годжей.

Я представил себе карту. Миль на двадцать вдоль обоих берегов тянулись луга, которые заливало, когда вода в реке поднималась хотя бы на несколько футов. В самом высоком месте река разливалась миль на четырнадцать, причем больше в южную сторону. Луг этот превращался в громадное водохранилище, по причине которой Нумский брод и открывался для переправы раньше Годжийского. Но, по последним новостям, их, в основном, осушили.