Олег Микулов - Тропа длиною в жизнь

– Знаешь, отец! Я их не вижу! Даже не чувствую! Правда-правда!

…А после, когда горы остались позади, Голубая разлилась еще шире, чем прежде, и, круто свернув на север, стала ветвиться среди многочисленных островов, подступы к которым заросли высоким камышом. Кричали утки. Аймик порой терялся: где он, нужный им берег? Он чувствовал: скоро настанет пора оставить плот и вновь двигаться пешком в глубь степей, на восход…

Дангор старался, как мог. Начал шестом орудовать; неумело, конечно, – некому было учить… Ну да умение придет – было бы желание. Главное – повеселел. Отступила нечисть, перестала тревожить; он и улыбаться начал, и с отцом нет-нет да и заговорит:

– Ну что, отец, далеко ли еще твои степи?

Спросит и улыбнется. Улыбка хорошая, детская.

– Скоро, сынок, скоро! – бормотал Аймик, напряженно вглядываясь в рассветный туман. – Ну-ка, возьми левее…

После резкого поворота реки на восток Аймик понял: пора.

Свой плот, ставший уже таким привычным, знакомым до каждого сучка, каждой червоточины, проделанной жуком-короедом, они оставили в камышах и двинулись пешком на восход.

– Ну, Дангор, – сказал отец, начиная пеший путь, – теперь уже и впрямь скоро. Столько земель позади осталось… Глядишь, к осени доберемся до людей Ворона. Авось старики вспомнят. Авось найдешь ты здесь себе и сородичей, и жену.

Дангор улыбнулся в ответ, но как-то… не так. Вымученно. Через силу. Впрочем, зашагал бодро.

– Эй, полегче, полегче! – усмехался отец. – Твои ноги молодые, мне, старику, за ними не угнаться.

Первые ночи прошли спокойно. Сын и отец засыпали под защитой Огненного Круга, под холодным переливчатым светом необычайно крупных звезд, столь ярких, что и сияние Небесной Охотницы, возвращающейся на свои Черные Луга, не могло их затмить.

Немного беспокоило одно: почему они не встречают людей? Некого расспросить о Великом Вороне.

А потом с сыном стало твориться что-то неладное. Он, молодой, отставал от отца, то и дело отирал пот и как-то странно встряхивал головой, словно отгоняя назойливую муху. «Заболел он, что ли?» – с тревогой думал Аймик. О худшем и вспоминать не хотелось: не накликать бы. Да и не чувствовал он Врага… Решил стать на ночлег пораньше, несмотря на протесты сына.

– Не болен? Ну и хорошо. Видно, просто нужно отдохнуть подольше. Засиделись мы с тобой на плоту, вот и ноги никак не разойдутся.

Но на душе было неспокойно. Долго не мог заснуть, прислушиваясь к дыханию степи. И чем дольше прислушивался, тем тревожнее становилось на сердце. Чужое приближалось. Тех еще не было здесь (быть может), но они приближались. Сердце изнывало от беспричинной тоски; Аймик казался сам себе таким слабым, таким несчастным… И он знал: это – знак Врага. С этим нужно справиться во что бы то ни стало. Отчаявшийся не выстоит.

Небо рваное, в тучах, словно и не было вовсе вчерашнего звездного света. Ворочался и постанывал во сне Дангор. Ему хуже; у него, безродного, — никакой защиты, кроме отца. А сможет ли защитить он, неколдун? Великий Ворон, где же ты?

…Багровый закат встретил их настороженной тишиной. Они насобирали, сколько смогли, хвороста и сухой травы (собирал-то в основном Аймик; Дангор просто боялся оставаться один). Поужинали засветло, с тревогой и надеждой поглядывая то на догорающий горизонт, то на таким же цветом тлеющий Огненный круг. Ночная птица, прокричав что-то печальное, прочертила над ними воздух, едва не задев головы. Вздрогнув, Аймик пробормотал заклинание.

Тьма – или это только чудилось? – наступала уж очень быстро, и вместе с ней пришел ветер. Ледяной, пронизывающий, совсем не летний. Хуже, чем накануне.

– Давай-ка ложись. – Аймик подал сыну тонкое одеяло из оленьей шкуры, стараясь, чтобы голос был спокойным и руки не дрожали. – Нужно отдохнуть. Нам идти еще… хоть и близко, а все-таки далеко.

Он сам рассмеялся тихонько и тут же замолчал, явственно расслышав в посвисте ветра глумливый, передразнивающий смех. Те, другие, все же их настигли…

Дангор лежал неподвижно, лисенком свернувшись под одеялом. Аймик понимал: ему хуже, намного хуже. Тонкая замша не защищала его ушей от слов, что нашептывала Тьма… Быть может, даже глаз его не защищала. Дангор совсем беззащитен. Лишь он, отец…

Пересиливая слабость, Аймик встал и двинулся туда, где сгущалась тьма. (Или это все же только тени?)

– Уходи! – как можно тверже произнес он, Избранный, Вестник. — Во имя великой жертвы, что принесла Та-Кто-Не-Может-Умереть, говорю вам всем: убирайтесь назад, в Предвечную Тьму! Словом Света заклинаю вас! Мы не ваши!