Олег Микулов - Тропа длиною в жизнь

Аймик невольно содрогнулся. В этом существе, усохшем, почерневшем, не было ничего не только от прежнего Дада —он и на человека-то не слишком походил. Скорее на паука – так странно и уродливо изгибались его ноги и руки, явно перебитые во многих местах. Мертво отвалившаяся на грудь нижняя челюсть обнажала ряд мелких, не по-человечески острых зубов, а из разверстой глотки доносилась не членораздельная речь, а ни на что не похожий клекот. И две красные точки, светящиеся из глубины черных впадин, – разве это человеческие глаза?

И все же это существо жило – по-своему. Оно надвигалось на Аймика, тянуло к нему то, что было некогда руками, они удлинялись, вытягивались, скрюченные пальцы превращались в когти, и это было настолько омерзительно, что Аймика вырвало, прежде чем он почувствовал, что его с нежданной силой вздымают куда-то вверх…

(Небо завертелось и Небесная Охотница превратилась в сплошной огненный круг.) …и швыряют наземь.

Он понял, что сейчас будет смят, разорван на куски, и не сможет даже оказать сопротивления.

…Порыв ветра? Нет, необычайный могучий вихрь вдруг ударил Аймика откуда-то сзади и снизу одновременно с такой силой, что он почуствовал себя пушинкой, осенним листом. И этот вихрь спас его от последнего, смертельного удара о землю.

Еще в падении Аймик увидел – с высоты темного неба на Дада стремительно падает огромная черная птица. Ее мощные крылья трепетали, по их краям пробегали огоньки, похожие на сияние молнии. Когтистые лапы птицы впились существу в лицо, легко раздирая гнилую почерневшую плоть. Но не кровь – густая желтая жижа полилась из ран. Жижа, в которой, как с отвращением заметил Аймик, во множестве копошились белесые чер-ви-падальщики.

…Существо опрокинулось на землю, а черный блестящий клюв птицы все бил и бил туда, где в глубине глазниц горели красные огоньки. Существо издало пронзительный визг – так верещит смертельно раненный длинноухий. Только этот визг был во много раз сильнее – он впился в голову Аймика как дротик, раскалывая ее на куски. И от этой нестерпимой боли он потерял сознание.

…Он вздрогнул, очнулся и понял, что лежит укрытый одеялом на том самом месте, куда лег накануне. Рядом с сыном… (Дангор?)

Сын, свернувшись лисенком, спокойно спит, и дыхание его ровное. И копья на прежнем месте.

(Сон! Хвала Великим, это была только Мара. Но почему…)

Аймик только сейчас понял, что все переменилось. Птичий крик смолк… Отступила давящая тяжесть… Те, другие, бесследно исчезли. И Дад… Аймик рывком вскочил на ноги.

Ночь уже вошла в свои права, и Небесная Охотница вознеслась над вершиной холма, заливая Мир мягким светом. А на ее фоне, там, на холме, возвышалась неподвижная высокая фигура, от плеч до ног закутанная то ли в плащ, то ли в балахон. Лица не видно, только две белые крестообразные полосы. Великий Ворон!

– Конечно. И с тобой тоже.

– Ох, ну и сон же мне привиделся!.. Кто это?

Дангор испуганно уставился на незнакомца.

– Это тот, кого мы искали. Великий Ворон. Он прогнал тех, других. Забудь и о них, и о своем сне.

– Хей-е, Аймик! Явился-таки наконец? Возьмешь в жены или как?

Дрогнуло сердце! Почудилось на миг: все как прежде… Голос-то тот же самый. Нет! То, что появилось…

Согбенная, расплывшаяся, еле передвигающаяся… (Великие Духи! Да она же слепая…)

– Что, Аймик? Небось нехороша? Не то что ты, да?

(Смеется! Великие Духи, как она еще может смеяться?)

И вот она уже совсем рядом, и шутки кончились.

– Аймик! Дай-ка я тебя разгляжу!

К лицу тянутся худые, дряблые руки…

– Элана!..

– Тихо, тихо! Не бойся, глаз не выцарапаю… Да, ты все еще красив. Не то что я.

(«Красив? О чем ты, Элана?»)

Аймик не часто мог видеть свое лицо. О том, что стареет, конечно, знал – равно как и то понимал, что старость не красит. Но судить об этом мог только по своему самочувствию (а последние дни он стариком себя не ощущал). Ну еще по рукам и ногам отчасти (а они все еще крепки. И кожа не столь уж дряблая). Нет, конечно, он помнил, как изменилась Мада за те годы, что он провел в плену у лошадников. И у Инельги… Но ведь не так ужасно. Да еще вдобавок этот молодой голос…

А слепая старуха продолжала насмешничать:

– И с чем же ты пришел, сбежавший от нас Избранный?

Аймик прокашлялся и едва вымолвил каким-то хриплым, совсем стариковским голосом:

– Вот… Сына привел.