Глеб Борисенков - Возвращение Урмана-1

Дверь скрипнула, вошёл ещё один. Посетитель был невысоким мужчиной лет сорока в коротком пурпурном плаще с золотой фибулой на плече. Рассыпанные русые волосы придали сходство со львом. Патриций! Люди такого положения никогда не посещали село. Юноша перебрался поближе, на соседнюю лавку и втиснулся между рыбаками.

Едва гость утолил первый голод, как на него нахлынул шквал вопросов. Урман слушал в оба уха. Путешественник представился Хоконом, посланцем города Перемога.

– Мы едем к герцогу для разрешения на набор наемников, – объяснил патриций. – Я слышал на Рюгене ещё умеют брать меч с правильного конца.

– Будет война? – спросил Сирмат. Старик стоял поодаль, облокотившись об дверной косяк, и говорил негромко, но так, что все слышали.

– Да, и уже осенью, – кивнул посланец. Он потянулся к кружке пива («Варварский вкус для благородного», – хмыкнул про себя Урман), отпил половину и со стуком опустил на столешницу. – Железный король перешёл реку! Мажордом хозяйничает на заливных лугах Дубно. Неслыханная наглость! Война неизбежна.

– Просто так захватил? – покачал головой трактирщик.

– Раз пустуют – то сразу отобрать, мол, королевству нужней! – вспылил Хокон. – Наступают страшные времена. Закон попирается. Сильный обижает слабых. Честь уступает место расчету, выгоде! Если сейчас мы не поможем, не пресечём зло на корню, то может быть уже завтра, то же самое повторится и у вас!

«Всем наплевать! Даже отцу. Он слишком стар и выжил из ума, а эти… рыбаки могут только подметать стол жидкими бородёнками и жрать»! – разозлился юноша.

– Господин, где вас можно будет найти? – заволновался Урман.

– В резиденции герцога, Кастельхольме. Там мы разобьем лагерь. Желаете записаться, юноша?

Парень почесал подбородок. Закрыл глаза, попытался представить, что будет ждать – походы, осады, штурмы – сердце подпрыгнуло от радости, и кивнул.

Урман не учёл одного – мнение родителя, отец воспротивился сразу, прямо на глазах гостей. Сын расхаживал вокруг, объяснял, что миропорядок в опасности, призывал сплотиться, чтобы Рюген как феникс восстал из пепла. Он всё говорил, говорил, и сам поверил.

– Ты хочешь забыть Миа? Или доказать, что лучше? Забудь, она сделала выбор! Тебе не нужно ничего доказывать! – перебил Сирмат. Отец и сын хмурили густые брови и уставились друг на друга. Первым не выдержал младший.

– Я жалок! – воскликнул Урман. – У меня ничего нет! Где мой конь? Доспех? Герб? Мне душно на острове, я ненавижу рыбу, вонь, скучные разговоры в трактире! Ты ходил на материк, и вернулся. Чем я хуже?

– Урман! – Сирмат чуть ли не впервые за всю жизнь назвал сына по имени. – Можно сломаться, если стоят неправильные цели!

Последнее слово всегда оставалось за Сирматом. На миг Урман возненавидел отца, будто бы тот был повинен во всех бедах. Но потом накатил стыд, парень выскочил из трактира, хлопнув дверью.

Ранним утром лорд Вильям вместе со старшими сыновьями выехал на охоту. Марий, самый младший из семьи, остался за главного. Старые Тубы погрузились в дрёму. Лениво лаялась дворня, квохтали куры во дворе, хлестало жёлтое полотнище на флагштоке.

Марию шёл семнадцатый год. Он был бледным, потому что много времени проводил за книгами, худощавым пареньком. Длинные, взъерошенные волосы рассеялись по плечам. Марий терпеть не мог расчесок, зеркал, презирал свою, как считал, немужественную внешность. И всё-таки в его жилах текла настоящая рыцарская кровь бычьего рода.

Марий скучал, к тому же его мучили сомнения из-за предстоящего пострига: «Целибат, подчинение настоятелю, молитвы… проклятье! Не этого я боюсь! Не хочу каждый день подниматься наверх по одной и той же единственной лестнице, читать дурные стишки, сохраняя серьезное отрешённое лицо»!

Юноша переходил из одного темного зала в другой, рассматривая отцовские трофеи. Среди золотых чаш, тусклых серебреных кубков, выцветших гобеленов белой вороной выделялся старый, истерзанный в щепу щит. Однажды отряд молодого Вильяма с боем отходил из города к кораблям. Вокруг бурлило море врагов, и если бы хоть один рыцарь испугался и разомкнул строй, то все бы погибли. Лорд часто рассказывал как потом, в безопасности, не мог выпустить иззубренный меч из руки. Вильям оставил негодный разбитый щит на память, чтобы быть умнее, и никогда не оставаться в меньшинстве.

– Быть умнее! – воскликнул Марий. – Ты всегда хочешь быть впереди! Жаль, что со мной ты не стал считаться.