Схватил Дусу, в губы впился. Только когда Шимахана явилась, выпустил.
— А где рабыни мои? Желаю, чтобы моей Мадусе прислуживали.
Женщина двери открыла, впустила двух бледнолицых девиц в простых рубахах. Они взгляды потупив, застыли на пороге, у одной живот проглядывает — тяжела видать. И от кого ясно — наг подошел к ним, ладонь на живот сначала одной, потом второй положил:
— Ладно ли с сынами моими?
— Ладно, братец, — ответила за женщин Шимахана.
— Вот тебе служанки верные, чернявая да белявая, — довольно заявил наг полоненке.
Дусе хоть сквозь землю провались, до того тошно стало.
— Имена-то у них есть?
— Может и есть, да я не спрашивал, а раз мне то ни к чему, то и тебе.
— Они же жены тебе, матери твоих детей…
— Полно, Мадуса, буду я всех рабынь своих женами звать, да и нет жен у нас — подруга. Одна. Ты мне подруга, нашим детям и править, а этими роженные им служить станут. От рабов рабы родяться, а кто как родится, тот так и живет.
Ужасны речи нага для Дусы и до того откровенно отвратны, что она и сказать, что не знала.
В голове у нее перемешалось с того дня, как наг ее из рода забрал и, все она сложить не могла, что слышала и видела, и чувствовала себя в другой мир попавшей, злой и чужой настолько, что и сородичи — марины дети, чужаками казались не то, что наги. И себя Дуса непонятно чувствовала: вроде человеком, а вроде существом иным, слепым, глухим, неразумным.
Масса вопросов ей покоя не давали и никак ответы на них в голову не приходили, даже догадок не возникало. А нужно было бы ответы найти, тогда бы она от Шахшимана спаслась, других вызволила и черноте по земле плодиться не дала. Но вот заковыка — как прознать ответы-то?
Хитер Шахшиман, верток, умом глубок, так что Дусе не совладать с каверзностью его. Отчего так?
Какой тайной владеют наги? Что известно им из того, что неизвестно арьям и дивьим племенам? Как случилось, что эолами действующий закон погиб в один момент и люди потеряли прежде себя, а с собой и мир привычный, связь с другими существами, населяющими планету. Что так быстро могло нарушить равновесие и связь меж природой каждого? Что настолько мощно воздействовало на человека и изменило его, превратив фактически в животное? Та же Афина, четырнадцать лет живущая по законам предков, чтящая их и пусть вредная, но достойная дочь своих родителей и рода, за несколько дней превратилась мало в изгоя — в совершенно иное, ничем кроме внешности, не напоминающие ту Финну, существо. А Ма-Ра и ее род? Что произошло с ними и отчего так быстро и кажется, безвозвратно они изменились?
Эти двое, которых наг осквернил, отчего молкнут рядом с ним, смирно ведут себя, неперечливо. А она сама почто его слушает? Запугал? Кто же она тогда раз ее запугать можно и кто он, что с такой легкостью это проделывает?
Не может быть, чтоб победить хитрость нагов нельзя. Не должно ей руки опускать и смиряться, а вот лукавить придется. Да простит Дусу Щур и предки с родичами, однако, чтобы победить, нужно, сперва понять ворога, а знать — где-то и душой покривить. То трудно, но необходимо.
Шахшиман одним движением рубаху с нее сдернул и всех мыслей разом лишил.
Дуса сжалась, руками наготу прикрывая и стояла ни жива, ни мертва, ожидая чего угодно. Наг же кругом ее обошел, любуясь и на сестру посмотрел свысока:
— Хороша.
— Хороша, — согласилась та, придирчиво оглядев ее. — По мне, немала. Достаточно развита.
— Нет, только в самый сок входит…
Дуса сквозь пол провалиться была готова, до того стыдно было, что ее как плод какой осматривают и судят.
— Мадуса Шиман, — прошептал змей, убирая ее руки от груди, прижал к себе. Дева вскрикнула, забилась в панике и даже силовую магию применила, о которой все дни будто не помнила. Шахшиман засмеялся, шутя парализующую волну остановил, развеял. — Полно, Мадуса, не трону.
И на сестру глянул. Та чуть лицом посветлела, кивнула:
— Что ж, нехудые задатки. В ведуньи прочили?
— Было, — самодовольно улыбнулся наг.
— А коргона лишняя.
— Не помеха. Сдает Рарог, из последнего держится. Ее дар против нее обернем, труда то не составит. Впредь не полезет. До того пусть тешится.
— Пусть. Мадуса Коргона Шахшиман — неплохо звучит. Своей сделаем, а Рарог в том замешана будет.
— Уже.
Наг и нагайна улыбнулись друг другу. Странник вышел, а Шимахана платье, что на руках держала, рабыням кинула:
— Госпожу одеть надобно. Да проворней, нерасторопные! Застыли тут, дармоедки!
Читать дальше