Вероника Сейнт - Гамельнский Крысолов

-Мистер МакИвори, - вдруг встрял Густавссон. - Приходите завтра на городское кладбище, в первой половине дня. Там будут...

-Похороны, - закончил за него Виктор и нервно поджал губы.

-Да. Посмотрите, что с этим городом сделала эта ваша магия. Может, инквизиторы были правы, и всех вас нужно на костер? - детектив плюнул на землю и, развернувшись на каблуках, ушел.

Виктор разочарованно поморщился, потер лоб и глубоко вздохнул, надеясь успокоиться, тут же пожалев об этом, едва сдержав рвущийся из груди кашель.

-Ты в порядке?

-Что, думаешь, мне впервые достается за все грехи рода магического? - Гадатель фыркнул. Слова Густавссона действовали как пощечина, и вызвали достаточно противоречивые чувства. Виктору никогда не хотелось кому-то доказывать свою правоту, но он ужасно устал оправдывать своих собратьев и, особенно, Джека.

Виктор испытывал смесь досады и разочарования, объяснить которые он даже толком не мог.

-По крайней мере, ты должен быть рад, что услышал что-то такое из уст постороннего, - Виктор посмотрел на Иеронима. - Мир начинает умнеть, правда?

Иероним смотрел на него с пониманием, и от этого Виктору становилось только хуже. Он помнил Иеронима совсем другим: безжалостным Чистильщиком, пусть и неуверенным в своей вере, но уверенным в том, что члены Колоды недостойны жизни, порой жестоким и упрямым.

Но Иероним никогда не был понимающим. Он удивлялся, когда видел, что Виктор способен не только колдовать, но и помогать окружающим с помощью магии, и терял свою уверенность, едва увидев Пенелопу, но он никогда не был тем, от кого Виктор ждал бы поддержки.

-Садись в машину, Белоснежка, - Гадатель устало кивнул на такси. - И мне, и тебе нужно отдохнуть. Поедем в отель.

Иероним не стал спорить.

Одиссей несколько раз недовольно каркнул, когда Чистильщик передавал клетку Виктору, чтобы поудобнее расположиться на заднем сиденье. Виктор бормотал успокаивающие слова, больше, правда, себе под нос, чем обращаясь к ворону. Ему и самому было неуютно такое соседство.

Поначалу ворон успокоился, и Виктор задумался, мог ли здесь оказаться его отец, и если да, то какие места он мог бы посещать, с какими людьми общаться? Порой Гадателю невыносимо недоставало Учителя, ведь ему так о многом хотелось его расспросить, и столько ему рассказать.

Виктор бы опять задремал, убаюканный теплом и легкой тряской, но Одиссей снова заволновался, закаркал и принялся бить крыльями в клетке, насколько это было возможно.

-Да угомоните вы свою птицу, - не выдержал водитель. Виктор шикнул на него и осмотрелся - обычно таким поведением Одиссей пытался привлечь его внимание к чему-то важному в их окружении.

-Остановите машину, - потребовал Гадатель и, с клеткой наперевес, выскочил на улицу, как только автомобиль прекратил движение. Дрожащими руками он открыл дверцу, выпуская ворона. Одиссей каркнул, встрепенулся, расправил крылья и сразу же полетел к одному из домов - Виктору пришлось пройтись по сугробам. Идти было тяжело и неприятно, но интуиция Одиссея никогда их не подводила.

Ворон сел на табличку: "Сдается комната".

-Молодец, Одиссей. Как только у меня будет возможность, угощу тебя чем-нибудь вкусненьким, - Гадатель погладил птицу по перьям, казавшимся стеклянными в такой мороз.

Дом, о котором сообщала табличка, был аккуратным двухэтажным коттеджем, выкрашенным в светло-желтые и белые цвета, так что казалось, что он создан из света зимнего солнца. Небольшое крыльцо было чистым от снега, хотя на нем почти ничего и не было, только странного вида кормушка для птиц, да маленький коврик на пороге.

Гадатель поднялся по ступенькам и в нерешительности замер перед дверью. Сердце колотилось так быстро, что он, пожалуй, сбился бы со счета, пытаясь посчитать удары в минуту. Он словно стоял не на пороге дома незнакомой семьи, а своего собственного. Казалось, что даже на самом крыльце пахнет Учителем: табаком, скотчем и дорогим парфюмом. Виктор все яснее чувствовал его энергетику - ощущение уюта, заставляющее каждую мышцу расслабиться. Ему больше не хотелось никуда спешить. Да и нужно ли это было?

Он стоял на пороге чужого дома, а казалось, что дверь ему вот-вот откроет его собственный отец.

С замирающим сердцем, Виктор нажал на кнопку дверного звонка и стал ждать.

Какое-то время он ничего не слышал и не чувствовал. Разве что, к нему подошел Иероним, и Виктор, негодуя, знаком попросил его подождать.

Потом он услышал приглушенные шаги - легкие, как будто принадлежащие большой кошке. Человек был один, хотя Виктор отчетливо ощущал, как он перескакивает с одной мысли на другую, не в силах сосредоточиться на чем-то одном. Кажется, хозяин дома был занят сразу несколькими делами и, даже отвлекшись, не переставал об этом думать.