Игорь Мерцалов: Три дня без чародея

— Передайте страже мое повеление: пусть немедленно приведут сюда содержателя корчмы «Заулок» и заодно расспросят всех людей, которые были в корчме позавчера и могли видеть, кто встречался с орком.

Дружинники исчезли. Бурезов проводил их долгим взором, после чего, не говоря ни слова, отошел к стене напротив идолов и тяжело опустился на лавочку для стариков. Безумный взор его метнулся к ликам богов и погас. Здесь, в святилище, использовать магию посмел бы только самоубийца.

— Что теперь скажешь нам, Бурезов? — спросил его Велислав.

— А нужно ли теперь что-то говорить? — ответил тот вопросом на вопрос. — Лучше вы мне скажите… Насколько я знаю, такие чары, какие испытал на себе Буян, может снять лишь маг, их наложивший. Означает ли это…

— Означает! — не утерпел Упрям, у которого перед глазами плыло от пьянящего чувства победы. Сладок ее вкус… — Означает! Сегодня, за час до полудня, Наум вернулся! Он здесь, в Дивном. В башне! Он еще слаб после путешествия, но он вернулся — и тебе больше никогда не добраться до него, слышишь, ты…

— Не надо, Упрям, — тихо-тихо остановила его Василиса.

И Упрям остановился. Проглотил гнев и восторг. Не стал оплевывать поверженного врага. А просто прислонился к стене и понял, что вот-вот упадет. Может, и упал бы, не поддержи его Болеслав с одной стороны и княжна с другой. Победитель и побежденный смотрели друг на друга через святилище и не находили больше слов.

Но у князя еще был вопрос. Он подошел вплотную к Бурезову и проговорил:

— Одно ты должен сказать прямо сейчас. Я желаю знать, что же все-таки двигало тобой. Ты говорил о логике — так в чем она? К чему ты стремился?

Бурезов внимательно посмотрел ему в глаза.

— Я-то? — переспросил он. — Наума свалить хотел и спокойно наживаться на Дивнинской ярмарке.

— Где же твоя логика?

— А нет логики. Есть, говоря другим ромейским словом, гений. Мой гений… Баклу-бей был вначале для меня случайным покупателем. Честолюбивый султанчик. Я начал играть с ним и вскоре обнаружил… одну забавную вещь. Понимаешь, князь, все люди в мире чего-то хотят. Я — власти над умами. Хапа Цепкий — наживы и жизни вольной. Баклу-бей — славы. Орки — Угорье. Бургунды — Готию. Венды — хоть чего-нибудь, лишь бы подешевле. Непряд — хоть чего-нибудь, лишь бы побольше… Все ромейские царства — ослабления, а лучше всего разорения Словени. Ты, думаю, поймешь меня, князь. Это и есть настоящая власть, когда ты ничего не делаешь, а только подталкиваешь людей к мысли, что желания исполнимы. И подсказываешь им, какие желания как исполнить. Султанчик Баклу купил заговоренные мечи, которые Хапа приобрел для него в глухом местечке в верховьях Дона. Потом я подумал, что вести торг через глушь, по старинке, неудобно, и решил подложить свинью дивнинскому Надзорному. И понеслось, и понеслось… — Он горько рассмеялся. — Истинная власть… Хочешь, князь, я скажу тебе, что это такое? — внезапно подался он вперед. — Истинная власть — это кабала! Двенадцать лет кабалы в рабстве у логики, когда все крутится само по себе. Власть — это когда ты бросаешь один камешек с вершины горы и смотришь на обвал. Власть — это когда ты гонишь баранов и громко смеешься, чтобы не думать о том, что сам вынужден идти вместе с баранами по бараньей дороге. Вот что такое истинная власть… Но, согласись, внушительный замысел получился.

— Не соглашусь, — покачал головой Велислав, — Внушительная подлость получилась — это да.

— Ты слеп, князь! — пренебрежительно бросил Бурезов. — Ты не в состоянии даже помыслить о конечной цели моей, а берешься судить о нескольких шагах долгого пути.

— Подлость одинакова во всем продолжении пути, — в тон ему ответил Велислав. — Ты предал всех своих союзников и продолжал бы поступать так и дальше, пока не воцарился в Тверди.

— Слепец! — воскликнул чародей, и на сей раз в усмешке его скользнула горечь. — Что такое твоя Твердь, когда передо мной открывался весь мир? Да, я бы воцарился. Но не в твоей глуши, на границе с дикарями и варварами, а в самой Ладоге!

— Безумие, — отрезал князь. — Чародеи не стоят у власти.

— Конечно, — кивнул Бурезов. — Престол не так надежен, как кажется. Мне хватило бы уютного места у его подножия, а державу я доверил бы другому человеку. Например, Непряду. Что ты так смотришь на меня, многомудрый князь? Знаю, что хочешь сказать: совсем ополоумел Бурезов, жалкого пьянчугу в Ладогу наметил! Ха-ха… Забыл, кем правишь, княже: славяне любят чудесные превращения. Явись пьянчужка Непряд, с моей, разумеется, помощью, нежданным избавителем Словени от напастей — и примет его народ. Как не принять, коли полегли бы на полях сражений и ты, и Владислав Ладожский, и князь Поспатеньки… И почивал бы Непряд во славе, попивая меды сладкие, а я бы из-за спины его вел Словень тяжелой поступью по миру.