Игорь Мерцалов - Схаас

— Ну вот, пешего хода здесь на час, не больше.

— Жаль, что не больше, я так засиделась! — пожаловалась девушка.

Час не час, но довольно быстро они добрались до подножия Драконовой горы.

— Она стала меньше, — задумчиво сказала Изабелла. — А может, это только кажется? В вашем веке мне все кажется меньше. Подумать только, сколько дней мы шли сюда — а теперь и полдня не прошло…

— Все верно, — отозвался Джон, со смешанным чувством взирая на гору. — Правда, сейчас нам изрядно помогли новые дороги, а ведь в прошлом нам приходилось еще и поплутать. Да, иногда и я думаю о своем веке как о веке сжатых расстояний и выжатых смыслов. Но хочу верить, что это не так. По крайней мере, мили остались прежними. Подумай, если машина вдруг сломается, мы до ближайшего селения будем идти пешком не меньше суток. А гора — она и впрямь выветривается. Но это ничего не меняет. В ней по-прежнему лежит труп, вернее, скелет Змея, во мраке камней по-прежнему томятся осколки хрусталя из чудесного чертога…

— А в окрестностях по-прежнему живет кое-кто хорошо знакомый! — раздался где-то рядом действительно знакомый голос.

Молодые люди покрутили головами, но никого не увидели.

— Кто здесь? — спросил Джон.

— Не узнаешь? Стыдно! — укоризненно качнулись ветки боярышника. — Чуть больше месяца прошло, как расстались, — это если по-твоему считать.

— Пин? — воскликнула Изабелла. — Это ведь ты?

— Конечно я, о прекрасная дева, ты совершенно права.

— Пин, дружище, — с облегчением вздохнул Джон (ему, сказать по правде, вдруг сделалось страшновато). — Где ты спрятался? Выходи.

— Нет, ты совершенно ничего не помнишь, напрочь забыл все мои привычки. Ну что мне делать на солнце?

— Ох, прости, разумеется, ты прав. Так, может, мы к тебе?

— Залезайте, — последовал ответ.

— А может, лучше встретимся, например, в тени ясеня? — спросила Изабелла, критически осматривая стену кустарника.

— Ладно, уговорила.

Дерево росло буквально в трех шагах, его густая крона надежно защищала от полуденного солнца. Там и встретились «давние» знакомые.

Пин нисколько не изменился на вид, разве что стал благообразнее, хотя в повадках его сквозило что-то мальчишески-озорное.

— Да вот, привык к новой жизни. Хранить леса теперь трудновато: и Первозданной Силы нет, и люди стали понапористей. Зачаровал несколько местечек, по ним и брожу, а в свободное время что делать? Над людьми пошучиваю. Они вообще-то неплохие, но, на мой взгляд, поглупели изрядно.

— Как же ты остался? Или Хранители не стали уходить?

— Почему же не стали? Мы, если что решим, то обязательно делаем. Просто надо было кому-то все же остаться, негоже совсем без присмотра землю бросать. Бы, надеюсь, про своих друзей-то не забыли? Хотите небось узнать, что с ними сталось?

— Бен и Гарри? Конечно, хотим! — в один голос откликнулись Джон с Изабеллой.

— А как насчет угощения? Я, знаете ли, пристрастился к человеческой еде — лет этак двести последних. Крестьянам больше на ум ничего не приходит, кроме как подкармливать, ну а мне много и не надо, только уж закон у меня суров: ты — мне, я — тебе, и даже ради таких гостей, как графы, я свои законы менять не намерен.

— Да, вы, Хранители, народ принципиальный. — Джон снял с плеча походную сумку. — Нынче такая закуска на лоне природы называется пикником…

— Да знаю уж!

— Это я Изабелле поясняю. И ни один пикник в благословенной Англии не обходится без сэндвичей, каковые я и прихватил. Тебя раньше угощали сэндвичами, Пин?

— Было пару раз, — чинно кивнул тот, оглаживая бороду. — Очень мне это понравилось, надо отметить.

Два человека и лесовик уселись на траве. Джон расстелил скатерку, к сэндвичам добавился термос с чаем, на который Пин налегал с явным удовольствием.

Что-то в нем все-таки изменилось — при видимом благообразии манеры его сделались вольнее (чтоб не сказать — фривольнее), он стал словоохотлив и общителен. А главное — совсем не тянуло, глядя на него, вспоминать некоторую напряженность их расставания, и это немало порадовало Джона.

— Так что стало с Гарри и Беном? — не унималась Изабелла.

— Сначала еда, — ответил Пин, но вскоре сам не выдержал и начал рассказ, хранимый им столько веков: — Умора с ними была, вот что, бедлам и потеха. Оно конечно, кому как, а я чуть не лопнул со смеху, пока наши пытались отвести Гарри от Вязового Чертога. Смута у нас к тому времени еще не улеглась, хотя уже и было известно, чем кончилось дело в вашем замке, и орки уже назад подались — ворчали, конечно, но тут уж мы всем миром позаботились, чтобы дорожка к Вратам легла им ровненько и без заминок. Об этом Аннагаир попросил. Бенджамин к тому времени уже поправился, но еще слабым был, так и жил у нас. А потом Пэру пришла в голову глупая мысль обменять человека на какие-нибудь сокровища из горы. Мол, тогда у нас своя Первозданная Сила будет. И стал Бен числиться у нас пленным, хотя и не сразу об этом узнал. Аннагаир, когда во второй раз заходил, посмеялся над Пэром и посоветовал ему ерундой не заниматься — по-своему, конечно, величаво, как он умеет, — но разве на Пэра так легко найти управу? Что ему тень эльфа, он же сам себе указ. А тут и Гарри заприметили — сразу ясно, зачем в чащу ломится. Вот тут и пошла потеха. Его, значит, крутят, сам Пэр лично с дороги сбивал, а Гарри, такое дело видя, сердится и упрямо вперед идет. Я собрал единомышленников, и стали мы под чары Пэра подколдовывать, чтобы помочь великану, так чуть себе хуже не сделали. Пэр у нас крут бывает, всех в дупло загнал и чарами запечатал — ни войти, ни выйти, только что осматриваться можно. Вот и видели мы из дупла, как он еще три дня заставлял Гарри круги нарезать вокруг Чертога, а на четвертый день сдался. У нас ведь у самих уже чуть было война не началась. И то сказать, многим не по душе пришлось, что Пэр три десятка славных лесовиков в дупле держит. А ну как ему это дело понравится? Дупло-то, чай, не одно, приди ему что в голову, дупел на всех хватит. А и такие были, кому только и надо, чтобы спорщиков запрятать куда подальше.