Янина Жураковская: Не за Свет, а против Тьмы

Через пять минут мне стало не по себе. Через пятнадцать - я начала беспокоиться. А через полчаса была уже полностью уверена, что совершила самую большую глупость в своей жизни. Если не смотреть в сторону, было очень легко забыть, что в машине вообще есть пассажирка. Катарина ни разу не попыталась переменить позу или просто пошевелиться, и была, как видно, из тех, кто может молчать часами, не чувствуя ни малейшей неловкости. Она сидела очень прямо, смотрела перед собой и как будто почти не дышала, вызывая неприятные ассоциации с легендарным сфинксом: обманчивая расслабленность, неподвижность, готовая в один миг взорваться стремительным слитным движением, несущим смерть. Пока не мне, но…

Может, всему виной были чертова жара и разбушевавшееся воображение?…

Я не знала.

А с воздухом творилось нечто странное. Он едва не искрил от напряжения и настолько сгустился, что казалось, взмахни рукой, и на ладони останется мутноватая белёсая плёнка страха и тревоги. Стало тяжело дышать - как перед грозой, хотя на небе не было ни облачка. В затылке противно заныло, руки задрожали, и "Лада" шарахнулась в сторону, как перепуганная курица. Я с трудом выровняла машину и поняла, что если немедленно не сброшу скорость, моим последним пристанищем станет ближайший откос.

Стёпан зафыркал, но Катарина на мои манёвры никак не отреагировала.

На двадцати километрах руки дрожать перестали, а жара радостно окутала меня зыбким покрывалом. Виски словно сдавил железный обруч, по спине потекли струйки пота, и возникло необъяснимое, но очень сильное желание сию секунду притормозить у обочины и вежливо спровадить странную пассажирку.

Если бы я сама не пригласила её сесть в машину…

Время тянулось медленно и неохотно, капало тягучими каплями, как переваренный кисель с ложки. Стёпка чем-то шебуршал на заднем сидении, то и дело взрыкивая, как настоящий тигр, и каждый раз по лицу Катарины словно бы пробегала тень. Она всё ещё сидела неподвижно, но, в очередной раз взглянув на неё, я заметила, что тонкие изящные руки, прежде спокойно лежавшие поверх убранного в чехол футляра со скрипкой, теперь стискивали грубую ткань с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Стёпка глухо заворчал, и в его голосе послышалась нешуточная угроза.

То, что жара пагубно сказывается на работе нервной системы, я знала и прежде, а теперь окончательно в этом убедилась. Происходящее так напоминало завязку какого-нибудь второсортного фильма ужасов, что я едва сдерживала истерический хохот. Посудите сами: две девушки и черный кот в дряхлой машине, которая охотно заглохнет в самый нужный момент, безлюдная пустыня (за неё с натяжкой могли сойти мелькающие по обе стороны дороги поля), зыбкая дымка июльского полудня - чем не картинка к всеми любимому "От заката до рассвета"? Ещё ничего не произошло, ничего жуткого не случилось, но беда уже на расстоянии выстрела. Напряжение медленно растёт, и героям остаётся сделать только шаг, чтобы покинуть знакомый до последнего камешка мир и оказаться где-то на восток от солнца, на запад от луны… где возможно решительно всё… с клеймом meth.

Раввин Лев стирает одну букву со лба голема, и жизнь превращается в смерть.

Кровь застыла, пальцы лёд -

Что-то страшное грядет.

И первый звоночек, знак того, что Порог уже близко…

Сестра, когда берёт машину, всегда слушает радио. Я - нет. Не люблю, когда кто-то - кто бы то ни был - пытается навязать мне свой вкус в музыке или искусстве, говорит, как одеваться, с кем дружить, пусть и преподнося это в форме совета. Разум дружеские "советы" просто отметает, но изглоданное паранойей подсознание воспринимает их как посягательство на личную свободу. И меня нестерпимо тянет залить зелёнкой ту супермодную цветастую блузку "посмотри-только-как-она-тебе-идёт!", стянуть на пол скатерть с геометрически верно расставленными на ней чайными чашками или треснуть кулаком по магнитофону - со всей силы, так, чтобы пластик раскололся, а электронная начинка вылезла наружу.

Но сейчас я протянула руку и включила радио.

Подождала.

Не веря своим ушам, защёлкала переключателем станций. Мельком поймала понимающий, грустный взгляд Катарины. Треск и шипение звучали похоронным маршем.

…"снег". Помехи на всех частотах.

Стёпка снова заворчал. Катарина поправила шляпку, и без того сидевшую идеально, и оглянулась назад. Я поняла, что если сейчас же что-нибудь не скажу, то сойду с ума.

- А ты…

- Сверни здесь, пожалуйста, - негромко, но властно перебила она, кивком указав направо. Я подчинилась прежде, чем успела понять, что делаю. Поворот, спуск… "Лада" запылила колёсами по узкой двухколейке, удаляясь от шоссе. По обе стороны дороги стройными рядами, как солдаты на плацу, поднялись высоченные подсолнухи.