Айше Лилуай - Я наблюдаю за тобой

- Ты многому научился, пока путешествовал?

- Немалому. Ребекка была со мной и помогала мне правильно усваивать любой урок.

- Ты стал совсем взрослым…

- Быть может, ты успел сбиться со счета времени, пока был мертв. Но мне уже двадцать семь лет. Конечно же, я повзрослел. Уже давно.

- Тогда зачем ты отмотал время назад? Зачем ты вернулся?

- Сделать то, о чем ты просил меня перед смертью.

- Ты запомнил? Не думал, что ты сможешь…

- Не смей упрекать меня в легкомыслии! Я делал все так, как ты мне велел. Всегда.

- Но то, о чем я просил тебя ТОГДА, было ошибкой.

- И ты только сейчас говоришь мне об этом?

- А разве у меня была возможность поговорить с тобой, сын? Это ведь ты на двадцать лет оторвал себя самого от прежней жизни.

- Я ждал, когда придет час, отец.

Голос отца усмехнулся. Горько усмехнулся.

- И что? Час пришел?

- Да, раз я вернулся.

- Ты наивный юноша, сынок. Если бы ты был достаточно мудр, то давно бы уже забыл мои слова и жил бы спокойно. Зачем ты делаешь все это сейчас? ЗАЧЕМ? Найти хоть одно достойное объяснение. Я спокойно лежу в земле. Выиграешь ты или нет – мне уже все равно. Уходи и не тревожь меня больше.

- НЕТ!!! Тебе не может быть все равно! Я прошел многие мили жизненного пути, чтобы дойти до этого момента, я заплатил нешуточную цену за право поговорить с тобой, за право послужить твоей памяти… Я взрастил в своей душе ненависть, которую хотел бы не чувствовать никогда, ненависть, которая отравляет меня! Я вскормил внутри себя чудовище с окровавленными клыками. Я убил девятнадцатилетнего мальчика! И все это мне пришлось – слышишь? – пришлось совершить, чтобы прийти к тебе, чтобы исполнить твою последнюю волю… И теперь ты говоришь мне, что тебе все равно! ВСЕ РАВНО!!! Неужели ради этих слов я сломал самого себя? Скажи: неужели ради этих низких слов?

- Мертвым всегда все равно, сынок. Как раз потому, что они мертвы. Ты понял меня? МНЕ ПЛЕВАТЬ. Делай, что хочешь, а мне нет никакого дела до того, что происходит у тебя в душе. Когда-то я был готов перевернуть мир, чтобы ты был счастлив, но теперь внутри у меня пусто. Могильные черви выели мою сущность. Всю. Без остатка. Мне нет дела ни до тебя, ни до еще чего-либо в жизни, которую я оставил позади. Прости.

Шум дождя перекрыл его голос…

- Нет, отец! Тебе не все равно, я знаю! Ты должен выслушать меня. Слышишь? Я знаю, что слышишь. Ты слышишь! И вот что я скажу тебе: мне тоже все равно! Да, мне все равно, что ты сейчас сказал, предпочтя спрятаться за своей смертью. Мне все равно, что ты плюнул на все – я буду бороться дальше! Ты слышал? Я шел вперед, чтобы принести тебе радость, но теперь я буду идти с другой целью – чтобы доказать тебе: в этом есть смысл! И мне ЕСТЬ ЗАЧЕМ бороться. Есть зачем… Я все-таки завоюю то, о чем ты когда-то меня попросил, завоюю и принесу в дар тебе, пусть даже тебе это не нужно. Я положу всю свою жизнь к твоим ногам, и тогда – клянусь! – ты не посмеешь не принять ее!

- Герр Абель! Герр Абель!

Это кричала Келда Халворсен. Интересно, что она забыла у залива в такой поздний час? Бедняжка, вся промокла под проливным дождем, продрогла, наверное… Бежит. К нему бежит. Хоть бы не поскользнулась, а то ведь край обрыва совсем близко.

- Что вы здесь делаете? – удивленно спросила девушка, подбегая и тяжело дыша.

- Я как раз хотел задать вам тот же вопрос.

Она улыбнулась.

- И все-таки я ведь задала его первой.

- Что верно, то верно, - признал Роальд. – Что ж, вы опять вынудили меня отвечать вам…

Келда почувствовала, что краснеет от стыда: она поняла, что он намекал на вчерашний разговор, когда она помимо воли заставила его признать сомнительность его происхождения. Хорошо, что было темно, и румянца у нее на щеках не было видно, однако Роальд, без сомнения, знал, что ей стало совестно. На его губах играла едва заметная кривоватая ухмылка.

- В детстве я часто ходил сюда один. И вот теперь, вернувшись в родную деревню, я изнывал от нетерпения вновь сюда прийти, а эта проклятая рана никак не давала мне возможности. И вот, наконец, я здесь!

Он сделал глубокий вдох и с наслаждением закрыл глаза.

Пока он стоял так, ровно и медленно дыша свежим прохладным воздухом, наполненным солоноватым запахом моря, Келда внимательно всматривалась в его лицо. У Роальда были строгие черты, словно вытесанные из камня, но все же не грубые, а напротив, благородные и правильные: прямой нос, выраженный подбородок, решительные брови, а над высокими скулами – глубоко посаженные глаза. Ей нравилось смотреть на его лицо: оно источало силу и вселяло в душу какое-то спокойствие. Струи воды с темных для норвежца волос стекали по лбу и щекам.