Джон Майерс: Серебряный Вихор

Я предупреждающе хрюкнул и поперхнулся желудями.

Голиас задумчиво отошел от загона.

— Мне уже приходилось бывать на Эе, — сурово заметил он.

Хозяйка помрачнела, и снова глаза ее страшно засверкали.

— Так что же ты здесь делаешь, если тебе все известно?

Голиас волновался, но стоял на своем.

— Я был с другом, Цирцея. По его следам я пришел сюда.

Я вспомнил, как лгал ей, пытаясь отделаться от соперника. Она об этом тоже не забыла.

— Ему твоя дружба не нужна, — съязвила она. — Твой приятель бросил тебя на произвол судьбы.

— А я его не брошу. Я спас его вопреки его желанию и теперь обязан заботиться о нем. Где он?

— Неподалеку, если тебе так уж хочется знать.

— Один из этих? За что?

Голиас оцепенел от ужаса, но хозяйка только холодно улыбнулась.

— Я не изменяю людей. Я всего лишь наделяю их личиной, соответствующей их естеству. Твоего друга заботили только пища и блуд. Я решила сделать ему приятное. Став свиньей, он избавился от ненужных хлопот.

— Но он не мог устоять перед соблазном, — сказал Голиас как можно мягче. — Твоя красота известна всему миру.

— Ах, пусть бы он любил меня, как мои львы… Или как мои волки, которым нужна только я… Но он, — Цирцея пощелкала белоснежными зубами, — он смотрел на меня как на устрицу, которую ему хотелось растереть о нёбо. Зря я поторопилась и не превратила его в кого-нибудь похуже.

— Тебе это не по силам, — заявил Голиас. У смягчившейся было Цирцеи при воспоминании обо мне испортилось настроение. Теперь же она вспыхнула от ярости.

— Не по силам? Считай, что он еще легко отделался! А что касается тебя…

Дело принимало опасный оборот, но Голиас бесстрашно смотрел на волшебницу.

— Я к твоей проклятой пище не притрагивался!

— Что ж, над тобой я не властна, — согласилась Цирцея, еще более разъяряясь. — Но друг твой сейчас пожалеет, что не остался поросенком!

— Пустая похвальба! — настаивал Голиас. Я опасался, что Голиас раззадорит ее, и тогда мне не поздоровится. Но от меня ускользнул конец спора. Груда желудей таяла: свиньи чавкали, толкаясь от жадности. Я укусил борова, который оттеснил меня от корма. Но едва только я уткнулся пятачком в снедь, соперник напал на меня. Завизжав от ярости, я прижал его к забору. Я хотел прокусить ему ухо, но тут меня самого подняли в воздух за уши и, схватив за заднюю ногу, перебросили по ту сторону изгороди.

— Беги! — подталкивая меня, закричал Голиас. — Спасайся немедленно!

Он действовал решительно, но я не понимал, почему надо уходить. Если я поросенок, то место мне — в свинарнике. Слыша, как другие хавроньи еще хрюкают над желудями, я попытался перескочить к ним. Голиас взял меня за передние ноги и развернул рылом от хлева.

— Проклятье, убегай же! — взревел он. — Цирцея пошла за волшебным жезлом! Сейчас она превратит тебя в клопа или земляного червя.

Ни поросенок, ни человек во мне не хотели этого допустить. Для человека была неприемлема мысль о дальнейшей деградации. А поросенок ужасался, что у него отнимут привычный корм и придется, возможно, есть землю. Я пустился бежать, но Голиас схватил меня за хвост.

— Не туда! Давай за мной!

Тощие свиньи, как оказалось, способны быстро бегать. Я мчался со всех ног.

У леса я замедлил ход. Понукания Голиаса не помогали. Мне казалось, что опасность миновала, и я решил заняться поисками съестного. Но когда вдали послышался протяжный рев, аппетит как рукой сняло.

— Она спустила на нас весь свой зверинец! — крикнул Голиас.

Я мгновенно сообразил, что к чему. Не надо объяснять поросенку, как поступать, если волки и львы с воем и рыком вышли на охоту. Я помчался без оглядки, обегая отдельные островки пальметто. Я даже догнал Голиаса, но до спринтера мне было далеко. А рев за нами все усиливался. Осознание опасности вновь заставило меня прибавить скорость.

Голиас бежал впереди, изредка меня подбадривая.

— Так-так! Держись! Здесь уже недалеко.

Я не понимал, о чем он говорит. Наверное, о месте, где можно будет спрятаться. Я не мог ни поднять голову, чтобы посмотреть вперед, ни оглянуться назад. Оставалось только изо всех сил перебирать ногами, расшвыривая листья на бегу.

Я бежал неведомо куда. Выскочив на берег океана, я не сразу понял, где нахожусь. Голиас был уже в воде, и тут я увидел свою погибель. Оставалось только прыгнуть в воду, но я устал от бега и понимал, что не смогу плыть достаточно долго.

В раздумье я смотрел на отмель, потом рискнул оглянуться. Лес оглашал вой волков, но представители семейства кошачьих их обогнали. Два леопарда мчались друг за другом. Нас разделяло около пятидесяти ярдов.