Джон Майерс: Серебряный Вихор

Я был зверски голоден, но это не помешало мне заглянуть в будущее. Мужа, похоже, у нее не было. А соперников мне не надо. Пусть Голиас перебивается как хочет.

— Да, один, насколько мне известно, — печально ответил я.

Она не выглядела испуганной, но благородные манеры с моей стороны могли пригодиться.

— Надеюсь, вас не слишком встревожило мое появление?

— Напротив, — возразила она, — я живу одна и всегда рада гостям. Вы, наверное, голодны? Проходите в дом, я для вас что-нибудь приготовлю.

Как просто! Ни показной нерешительности, не наигранных сомнений, правильно ли она поступает… Она даже не потрудилась представиться. Похоже, церемонии она считала излишними. Что ж, меня это вполне устраивало. С важностью я вошел в дом.

В просторной комнате стояли кресла, шезлонги и большой обеденный стол. Неужто она и вправду живет одна? Мне захотелось окончательно в этом убедиться.

— Вам, наверное, приходится подолгу скучать?

— Время от времени ко мне заглядывают разные люди. — Поколебавшись, она добавила: — А с моими зверюшками я не расстаюсь.

— Подбор не совсем обычный. — Я уселся в предложенное мне кресло. — Вы их сами разводите?

Хозяйка впервые слегка улыбнулась.

— Да. Устраивайтесь поудобней и подождите. Я скоро приду.

При мысли о еде у меня сводило скулы, но в отдыхе я нуждался еще больше. Я откинулся на спинку кресла и расслабился. Головокружение прошло, и я задумался над тем, что меня ожидает. На острове, по всей видимости, я пробуду до прихода ближайшего корабля. Если ждать придется не слишком долго, укротительница львов не успеет мне наскучить. Завтра заявится Голиас, но к утру я уже сделаюсь в доме господином. Пока рыжеволосая мне не надоест, под этой крышей нет места другому мужчине. Если же Голиас не уступит — спущу на него гиен.

На кухне хозяйка снова запела, и я счел это хорошим признаком. Песня могла бы показаться странной, но ведь ее пела владелица зверей!

У всех ловцов обычай свой:

Волк зайцу вслед летит стрелой,

Сидит и ждет паук.

Силком охотятся, крючком,

Удав глядит себе молчком —

Но кролику каюк.

Иной преследует и ждет,

Заворожит и в плен берет —

Таков мой…

В повадках змей я так и не разобрался, а вот про паучков мне понравилось. Скоро она узнает, что и я неплохо умею ткать паутину.

Песня оборвалась.

— Готово! — послышался возглас. Хозяйка вошла, неся уставленный блюдами поднос.

— Надеюсь, вам это понравится.

Я едва не одурел от запаха пищи.

— Посмотрим, — ответил я, садясь на место, которое она мне указала. Она забыла принести вилку, но я не стал ей об этом напоминать. Энергично орудуя ложкой и ножом, я принялся за еду. Блюда были приготовлены отменно. Насытившись, я почувствовал прилив сил. Можно было приниматься за дело.

После обеда мы с бокалами вина в руках расположились в шезлонгах, стоявших почти рядом. Я, прихлебывая, говорил, а она смотрела на меня и слушала.

Она не казалась доступной, но избегала моего взгляда. Скромность порой способствует успеху. Смелая женщина выбирает сама, но выбор ее может не прийтись на вас. А робкая ждет, когда ее выберут. Возможно, эта робела в моем присутствии — ведь я житель одного из величайших городов мира! — или просто была неопытна. Что ж, выясню, в чем дело, и буду вести себя соответственно.

Рассуждал я хладнокровно, не испытывая к ней никакой дружеской склонности. Я давно понял, что любить нравящуюся женщину не обязательно, и потому не стремился к браку. Хотел я от женщин немногого и никогда не терял ради них душевного равновесия. Меня не заботило, что обо мне думают. Иные не соглашались на подобные условия, но находились и другие, более покладистые.

Рыжеволосая не поощряла меня открыто, хотя это придало бы мне мужества, и все же я чувствовал себя на верном пути. Стараясь ей понравиться, я преследовал двойную цель. Ведь я нуждался в пище и крове — и это также заставляло меня, помимо обыкновения, казаться любезным.

Напирая на собственную незаурядность, я всеми силами старался дать ей понять о разделявшей нас пропасти. В конце концов выяснилось, что она даже в Чикаго не бывала. Хозяйка слушала внимательно, и это воодушевляло меня. Я болтал о том, о сем, иногда вскользь касаясь каких-либо событий своей жизни, а она, откинувшись в шезлонге, пристально смотрела на меня из-под опущенных век. Изредка вставляла слово-другое в разговор. В руках она небрежно вертела золотую безделушку, похожую на большую вязальную спицу. Ей, наверное, хотелось показать, как красивы ее руки. Спица, однако, была слишком велика.