Елена Ларичева - Тара

Многомудрые ведьмы не явились под окна дворца, чародеи не исписали свитки с пророчествами великой судьбы новорождённой. Всё было вполне обыденно. Только далеко-далеко, за пределами мира людей и эльфов, там, где начинается власть неведомого, именуемого смертными Запредельное, а демонами - Хааа, из вязких вод океана забвения выступили сияющие нагромождения ракушек и водорослей. И ветер, нанизывающий на свою нить миры, грустно и торжественно запел в этих конструкциях, нашептывая вечным силам свои предсказания. Но его не услышали и не поняли, пропустив предупреждение о судьбе эльфийского ребёнка. А зря...

Риону не позволили взять с собой ничего из вещей. В чём был во время оглашения итога поединка, в том и ушел. Кожаные штаны, безрукавка и тёплая куртка. Да ещё меч, чтобы лесные звери не сразу растерзали. Самое обидное, Рион понимал - справедливо выгнали. Не способен он больше защищать их городишко, веками ютившийся на границе с королевством Ирь, под боком Угрюмого леса. Ни от волков-оборотней, ни от вампиров, ни от прочей нежити. И уж тем более в пограничные рейды ходить не способен. Стар стал, силу чародейскую растратил, доверие людское пропил. И когда вышел на площадь Лафрин и держал обвинительную речь перед соплеменниками, оправдаться было нечем.

Что сетовать? Шестьдесят два года скоро стукнет. Пожил, четверых сыновей вырастил. Давно уже разлетелись по свету. Один даже в чародеи пошел. Дочка бы ещё была, коли не ведьмовская метка на левой ключице. Не утаил, отняли, забрали на воспитание... Теперь Рион и об этом не сожалел. Что боги дали, то и взяли.

Деревянные стены Сафри давно остались позади. Жалко только, что молодая красавица жена под Лафрина ляжет. Щурила большие дикарские глаза, когда условия поединка объявляли, улыбалась будущему Хранителю. Может, она желторотого выскочку и подбила на такое? Впрочем, бессмысленно гадать.

Лесная тропинка разветвлялась, одним рукавом убегая к тракту, другим углубляясь в лес. Сколько нечисти там перебито? И дружина у него была достойная. Да только двое в землю легли в последний год, ещё трое спились. А молодёжь к Лафрину подалась. Сам же, поганца, воспитал, ремеслу обучил. И на тебе!

На душе старика было смурно и гадко. Хмурый осенний день добавлял безысходности. Под ноги ложились ржавые листья - прощальные письма умершего лета. И бывшему хранителю казалось, что вместе с увяданием природы увянет и его жизнь.

Свернув в сторону тракта, Рион очень надеялся выйти из леса до заката. Здесь его слишком хорошо знают. Только стемнеет - проще самому на меч броситься. Быстро не убьют, поглумятся, помучают.

Сквозь густые переплетающиеся ветви многовековых деревьев просочились первые капли начинающегося дождя. Старик поморщился, отвлёкся от невесёлых мыслей и замер, ощутив слежку ненавязчивую, беспристрастную. От невидимого соглядатая не исходило ни ненависти, ни даже простого любопытства. А далеко-далеко, где-то на пределе слышимости зазвенели колокольцы, будто кортеж эльфийского короля над трактом летит, не касаясь древних камней.

- Выследили!

Рион сплюнул под ноги и огляделся. Вокруг стремительно темнело. Только что полдень миновал, а под кустами и между деревьев уже чернота непроглядная. И в ней силуэты столь же чёрные чудятся. Перепрелыми листьями, перегнившей хвоей пахнет, болотными ароматами...

- Здравствуй, хозяин! Не трогал я тебя, и ты меня не тронь. А что твоих подданных истреблял - не обессудь. Они сами с людьми безобразия творили, - громко выкрикнул бывший хранитель.

Некогда мощный голос не вызвал эха. Лес ответил безразличным молчанием. Видать, у него тоже свои счёты к Риону. Старик понимал - возврата нет. Не помогут ни вывернутая наизнанку одежда, ни переобутые с левой на правую, с правой на левую ногу сапоги. Коли лесовик в гости позвал (или на расправу заманил), в какую сторону ни иди, окажешься там, где этому самому лесовику надобен.

Обещавшая вначале привести к тракту тропа петляла в глубь леса, судя по усиливающемуся запаху, к мёртвым топям.

Бледные бутоны болотных цветов болезненно клонились к земле. Почва дышала, проседала под тяжестью Риона, порой с нежеланием выпуская из плена сапоги с металлическими набойками. Тоскливое зудение комаров то смолкало, то с утроенным остервенением разрывало наполненный угрозой воздух...

Читать дальше