Елена Ларичева - Тара

Тюве сидела на берёзе. Высоко. Очень. Внизу шумели разозлённые бабы. У одной в руке была длинная хворостина. Вторая потрясала старой и оттого более жгучей крапивой. Остальные радостно глазели на бесплатное зрелище.

- Слезай, поганка! Слезай, пороть буду!

Хворостина свистнула, рассекая воздух. И только. Тюве загнанной кошкой зыркала вниз, прижимаясь к стволу, невероятым образом удерживаясь на тонких ветвях.

- Бабоньки, что моя Тювёха натворила? Могу помочь беде? - осторожно спросил он.

Что тут началось! Тётки загалдели разом, не давая возможности вставить слово. Из их сорочьей трескотни прояснилось только то, что девочка отвязала коз в палисаднике, те сорвали верёвку со стираным бельём и принялись таскать её по свежевскопанному огороду.

- Столько труда! Я с утра работала, а эта страхолюдина в раз всё испортила! - наконец закончила гневную речь самая болтливая.

- Бабоньки, прошу прощения за дикарку. В степи она выросла, коз не видела. Вот и напортачила. Держите вам гостинцы в компенсацию за труды и беспокойство. Знатные украшения. В пору эльфийской королеве щеголять. И простите малявку. Глупа ещё.

И он протянул каждой по паре серебристых нашивок с костюма Тюве. Каждая нашивка оказалась искусно выкованной, узорчатой, ярко блестящей на слабеньком осеннем солнышке. Бабы для вида поворчали, поругали девчонку и умолкли под суровым взглядом Риона.

- Теперь к нам нет претензий?

- Неа-а-а, - протянули пострадавшие бабы и, выкинув страшные оружия расправы в канаву, пошли по домам, чтобы там рассмотреть как следует диковинные подарки хранителя границы. Остальные тоже потеряли интерес к происходящему.

Только убедившись, что мучительницы скрылись из виду, эльфа боязливо слезла вниз.

- Еда там, у забора, - указала она, потирая руки, с которыми поздоровались жесткие листья крапивы. Куда только спесь делась? Видать, пока на дерево загнали, бабы здорово девчонку потрепали. Но почему она чары не применила?

- Зачем полезла, куда не положено? - не удержался Рион, сгружая купленные продукты в тележку.

- Так ты сам пожелал коней. А эти... как их... козы... Они похожи на наших нифов. Только грязные.

- На кого? - Рион поспешил к конюшне. Не приведите боги, прибудет караван через его старую заставу. Весть о победе Лафрина разлетится быстро. И Рион из важной персоны вмиг превратиться в изгоя. Поэтому скорее прочь отсюда.

- Нифы по воздуху летать могут и груз тяжелый носят. Только они вредные, - едва успевая за ним, пыхтела Тюве, толкая впереди потяжелевшую тележку.

- Дурёха, - только и сказал ей Рион.

Коней они выменяли за блестящую нашивку. Караван нагнали после полудня. Выданная писарем подорожная позволила избежать налога на присоединение к караванщикам. Заплатили только за проезд на телегах. К тому же купцы с радостью наняли Риона охранять их добро от разбойников, ибо чародей-охранник, совсем ещё мальчишка, валялся на телеге, горя от лихорадки. Тюве вызвалась его выхаживать. И то хорошо, под ногами мешаться не будет.

Так началось их путешествие по плоской равнине мимо сонных деревень и небольших лесочков. Рион болтал с караванщиками, пару раз отгонял мелкую нечисть, неопасную для людей, но способную здорово напугать коней. Тюве молчала, безуспешно ворожила над хворым пареньком и грустно вздыхала, потому что перед глазами с щедростью начинающего воришки, мечтающего выслужиться перед королём воров, разворачивались виденья недавнего прошлого, её беззаботной жизни, ныне потерянной навсегда.

В распахнутое витражное окно лился розоватый вечерний свет, причудливо отражающийся от тёмно-янтарных городских башен. С тысячелетних лэров осыпались цветы. Алые лепестки завораживающим узором устилали желтые камни мостовой и двор отцовского дворца.

Отец... Третий принц, далеко не наследник, но очень влиятельная личность в городском совете сам обрёк младшую дочь на незавидную участь. Минуло пять дней, как ей, Тювериэль, стукнуло сто тридцать лет. Она уже десять лет, как вступила в возраст взрослой женщины, а лицом и телом так и осталась ребёнком. Недозрелка.

Четыре дня назад городские чародеи вынесли страшный вердикт - это навсегда. Ей никогда не суждено похорошеть, стать похожей на мать или сестёр. И посему её ждёт приют, дабы уродка не портила престиж всего эльфийского народа.

Уродливая эльфа! Где это видано! Её вместе с такими же неудачниками будут стеречь големы. Они не болтливы, не станут тыкать пальцем и подленько колоть без того изболевшееся сердце: "Смотрите-ка, эльфийские выродки: уроды и уродки! Гы-гы-гы!"