Демьян Бедный - Стихотворения, эпиграммы, басни, сказки, повести (1908 — октябрь 1917)

По сообщению немецких газет, принц Карл
Гессенский заявил финляндскому посольству, что
он согласен вступить на финский престол только
по истечении двух лет.

Впрок нынче всем пошла Вавилина наука.
С Финляндией теперь какая вышла штука:
Там сдуру выбрали царя.
А он, недолго говоря,
"Согласен, — говорит. — Что ж? Стать царем недурно!
Да только… море вздулось бурно.
А ехать надо к вам водой.
Не приключился бы со мной конец худой.
Так погодим уже два года…
Пока уляжется погода!.."

А буря все растет. Уж тихих нет морей.
Затопит скоро всех царей!

Ну, вот:
Жил-был мужик Федот —
"Пустой Живот".
Недаром прозвищем таким он прозывался.
Как черный вол, весь век
Трудился человек,
А все, как голым был, так голым оставался —
Ни на себе, ни на жене!
Нет к счастью, хоть ты что, для мужика подходу.
Нужда крепчала год от году
И, наконец, совсем Федотушку к стене
Прижала так, — хоть с моста в воду.
Ну, хоть живым ложися в гроб!
"Весна-то… Ведрышко!.. И этаку погоду
Да прогулять?! — стонал несчастный хлебороб,
Руками стиснув жаркий лоб. —
Святитель Миколай! Мать пресвятая дева,
Избави от лихой беды!"
У мужика зерна не то что для посева,
Но горсти не было давно уж для еды.
Затосковал Федот. Здоровье стало хуже.
Но явно тая с каждым днем,
Мужик, стянув живот ремнем
Потуже,
Решил говеть. Пока говел —
Не ел,
И отговевши,
Сидел не евши.
"Охти, беда! Охти, беда! —
Кряхтел Федот. — Как быть? И жить-то неохота!"
А через день-другой и след простыл Федота:
Ушел неведомо куда!
Федотиха, в слезах от горя и стыда,
Сама себя кляла и всячески ругала,
Что, дескать, мужа проморгала.
А муж,
Сумев уйти тайком от бабы,
Не разбирая вешних луж,
Чрез ямы, рытвины, ухабы,
По пахоти, по целине
Шагал к неведомой стране, —
Ну, если не к стране, то, скажем, так куда-то,
Где люди, мол, живут и сыто и богато,
Где все, чего ни спросишь, есть,
Где мужику дадут… поесть!
Худой да легкий с голодовки,
Федот шагал без остановки,
Порой почти бежал бегом,
А как опомнился уж к ночи,
Стал протирать в испуге очи:
Дождь, ветер, а кругом… дремучий лес кругом.
Искать — туда, сюда… Ни признаку дороги.
От устали Федот едва волочит ноги;
Уж мысль была присесть на первый же пенек, —
Ан только в поисках пенька он кинул взглядом,
Ни дать ни взять — избушка рядом,
В окне маячит огонек.
Кой-как нащупав дверь, обитую рогожей,
Федот вошел в избу.
"Здорово, землячок! —
Федота встретил так хозяин-старичок. —
Присядь. Устал, поди, пригожий?
Чай, издалёка держишь путь?"
"Из Голодаевки".
"Деревня мне знакома.
Рад гостю. Раздевайсь".
"Мне малость бы соснуть".
"Располагайся, брат, как дома.
А только что я спать не евши не ложусь.
Ты как на этот счет?"
"Я… что ж?.. Не откажусь!.."
"Добро. Мой руки-то. Водица у окошка".
"Ну, — думает Федот, — хороший хлебосол:
Зовет за стол,
А на столе, гляди, хотя бы хлеба крошка!"
"Умылся? — между тем хлопочет старичок. —
Теперь садись, да знай: молчок!"
А сам залопотал: "А ну-тка, Диво, Диво!
Входи в избушку живо,
Секися да рубися,
В горшок само ложися,
Упарься,
Прижарься,
Взрумянься на огне
И подавайся мне!"
В избу, гагакнувши за дверью,
Вбежало Диво — гусь по перью.
Вздул огонечек гусь в золе,
Сам кипятком себя ошпарил,
В огне как следует поджарил
И очутился на столе.
"Ешь! — говорит старик Федоту. —
Люблю попотчевать гостей.
Ешь, наедайся, брат, в охоту, —
Но только, чур, не трожь костей!"
Упрашивать себя мужик наш не заставил:
Съел гуся начисто, лишь косточки оставил.
Встал, отдуваяся:
"Ф-фу! Ввек так не едал!"
А дед опять залопотал:
"Ну, кости, кости, собирайтесь
И убирайтесь!"
Глядь, уж и нет костей: как был, и жив и цел,
Гусь со стола слетел.
"Эх! — крякнул тут Федот, увидя штуку эту. —
Цены такому гусю нету!"
"Не покупал, — сказал старик, — не продаю:
Хорошим людям так даю.
Коль Диво нравится, бери себе на счастье!"
"Да батюшка ж ты мой! Да благодетель мой!"
На радостях, забыв про ночь и про ненастье,
Федот с подарком под полой,
Что было ног, помчал домой.
Примчал.
"Ну, что, жена? Здорова?"
И, молвить ей не давши слова,
За стол скорее усадил,
Мясцом гусиным угостил
И Диво жить заставил снова.
Вся охмелевши от мясного,
"Ахти!" — раскрыла баба рот,
Глядит, глазам своим не веря.
Смеется радостно Федот:
"Не голодать уж нам теперя!"