Танит Ли - Пиратика

Если это так, его план окончился неудачей. Погибла Молли, а не Эбад. А карту, заранее припрятанную предусмотрительным Эбадом, Хэркон так и не нашел…

Неожиданно над их головами завозился Планкветт:

— Восемь генералов!

Свин, всё еще не выпускающий из зубов свою косточку, выпрыгнул на палубу и громко залаял. Он выбежал из кают-компании — неужели чтобы предупредить их?!

Эбад приподнялся, готовясь выскользнуть на палубу.

— Нам надо поговорить еще раз, — сказала Артия.

— Может быть, на этом свете уже не удастся. Но в следующей жизни я непременно увижу тебя, Артия Стреллби, юная Пиратика. Тебя и твою маму…

Когда судовые офицеры появились на палубе, Эбада и след простыл. Артия вежливо пожелала им доброго вечера: она давно уже стояла на корме с аккуратно связанными за спиной руками.

А в голове у нее клубилось прошлое. Душа полнилась утратой — она потеряла свою любовь. Дважды. Мама, а потом… Впрочем, вторая любовь так и не состоялась. За узкой полоской воды, на соседнем корабле, Феликс Феникс, наверное, уже спит, радуясь тому, что дни Артии сочтены. А сочтены ли они? Далеко ли еще до Ангелии и до веревочной петли?

Смертная казнь через повешение!

Со скамьи подсудимых встала молодая девушка. Она стояла, высоко подняв голову, и по спине ее струилась рыжая, как у лисицы, прядь волос. Одета она была в мужской костюм. Ей велели остаться в нём, чтобы продемонстрировать судье, присяжным и публике, что она не стоит доброго слова.

Кроме того, девушке этой, более известной под прозвищем Пиратика, сказали, что, поскольку она когда-то была обучена актерскому мастерству, ей разрешается отвечать на вопросы судьи не более чем в десяти словах и ни в коем случае не произносить долгих речей.

Когда она вошла в зал, публика разразилась аплодисментами. Это побудило судью в напудренном парике и отороченной мехом мантии крикнуть судебным приставам:

— Прекратите шум! Заткните им рты или вытолкайте наружу!

Сейчас публика молчала. Слушание дела не затянулось надолго. Множество свидетелей поведали присяжным заседателям о страшных злодеяниях Пиратики на просторах Семи Морей, среди них — кофейный торговец мистер Кофе и капитан Болт. Они назвали ее исчадием женского племени. Если мужчина становится пиратом, он превращается в дьявольское отродье, но если уж на такой шаг идет женщина — она ни больше ни меньше как сама дьяволица. Капитан военного фрегата «Неуязвимый» тщетно пытался рассказать о безупречном поведении Пиратики во время возвращения домой. Он нашел ее особой чрезвычайно умной, добропорядочной и, несомненно, очаровательной. То же самое он мог сказать и об ее команде (все знали, что этот самый судья не далее как вчера приговорил команду «Незваного гостя» к повешению). Капитана быстренько лишили слова, и невозможного не произошло.

Для разбойников с большой дороги и для пиратов закон предусматривал одно-единственное наказание. Чтобы объявить его, судья накинул на голову черное покрывало.

Как только страшные слова были произнесены, Пиратика повернулась к судье и устремила на его черное покрывало взгляд, полный ледяного пламени.

Хоть он и приговорил ее к повешению, но напоследок не удержался и отпустил еще одно колкое замечание:

— Девушка, вас ждет смерть. И вы ее заслужили. Вы бесчестье своей страны и всего женского рода.

И она ответила ему в девяти словах — с безупречной дикцией опытной актрисы:

— А вы, сударь, бесчестье всего мира и рода человеческого.

Потом ее увели. Невзирая на дубинки судебных приставов, публика топала ногами и громко аплодировала.

Загремели ключи, дверь со скрипом отворилась. В камеру заглянуло носатое лицо тюремщика.

— О, госпожа Пиратика, препокорнейше прошу у вас разрешения войти.

— Входите, коли нужно.

Тюремщик вошел — точнее, просунул в дверь голову, плечи, одну руку и ступил одной ногой. Дальше заходить он ни разу не отважился, должно быть, опасаясь, что на него ринется коварная девушка-пиратка и ее ужасный попугай.

Артия холодно взглянула на него:

— Что вам нужно?

Планкветт, взгромоздившись на спинку шаткого стула, закудахтал по-петушиному.

— Препокорнейше хотел узнать, что госпожа желала бы получить на обед?

— Надо думать, то же, чем вы обычно меня потчуете. Черствый хлеб и недоваренную крысу…

— О! — воскликнул тюремщик. — Ну и шутница же вы!

Артия отвернулась. (Планкветт тоже — он закрыл глаза, сложил крылья и задремал.) Артия выглянула в крохотное, забранное частой решеткой окно своей камеры.