Танит Ли - Пиратика

— Чертово пиратское отродье, — взвизгнул тюремщик, в праведном возмущении забыв о своем ужасе перед Артией. — Да ты и корки хлеба не заслуживаешь! Тебя и саму надо в цепи заковать, к стене приковать, а то, ишь, раскомандовалась! Камин ей подавай! Еду приличную! Одеяла! Где я тебе всё это возьму?!

— Где хотите.

Хлопнула дверь, в замочной скважине проскрежетал ключ. Даже сквозь толстые каменные стены Артия слышала, как тюремщик бредет по коридору, оглашая тюрьму возмущенными причитаниями о безмозглых нахалках, пока, наконец, в ответ ему не подняли крик заключенные в других камерах. Вскоре вся тюрьма гудела, как растревоженный улей.

Мрачный судья, только что приговоривший к смерти Артию и ее команду (а также команду «Врага»), посмотрел на последнего из злостных пиратов, посаженных на скамью подсудимых. Потом, донельзя удивленный, снял очки и присмотрелся внимательнее.

Перед ним сидела юная девушка, с коротко остриженными темными кудрями и глазами цвета свежесрезанного салата.

На ней было простое белое платье, подчеркивавшее стройную фигурку и нежную кожу. (Наверное, кто-то принес ей вещи в тюрьму…)

Она робко подняла зеленые глаза, и по мраморным ее щекам скатились две хрустальные слезинки.

— Кто она такая? — Судья полистал документы. — Малышка Голди?! Дочь того самого чудовища — Золотого Голиафа?

Пока шло слушание дела Голди, судья много раз перебивал обвинителей и в конце концов дал слово самой Малышке.

Когда он сурово взглянул на нее, она задрожала и робко потупилась, но на миг их глаза всё-таки встретились. И хитроумный судья, всегда гордившийся своими здравыми суждениями, прочитал в ее взгляде всю правду о том, кто она такая на самом деле — хрупкое и нежное создание, чистый ангел во плоти. И еще он увидел — она вверяет ему свою жизнь, ибо видит его мудрость и понимает, что он способен разглядеть истину за нагромождениями лжи.

Малышка Голди заговорила:

— Господа присяжные! Господин судья? Моя история печальна. Долгие годы я была пленницей собственного жестокосердного отца, Золотого Голиафа. Он силой удерживал меня на своем корабле. А потом я стала пленницей его бессердечной команды. Меня заставляли носить мужскую одежду, совсем не подходящую для девушки, вынуждали совершать страшные пиратские деяния — и я ничем не могла им помешать. Всё мое нежное детство, господа, — тут ее наполненные слезами глаза обратились к судье, — прошло в страхах и ужасе. И сейчас, если надо, я готова поплатиться жизнью — но не за свои преступления, ибо я не совершила ничего дурного. Я была всего лишь жертвой — может ли слабая девушка что-нибудь противопоставить острому мужскому уму и грубой силе? Но я встречу смерть с радостью. Моя жизнь была полна страданий, и я охотно положу ей конец!

Судья взмахом руки заглушил протестующие голоса и подался вперед.

— Если бы вас простили, каково было бы ваше самое сокровенное желание?

— О, сэр! — Голди подняла к нему залитое слезами лицо. Крошечный крестообразный шрам, символ дурного обращения с нею, алел, как след поцелуя. — Я бы всей душой хотела стать тем, кем мне никогда не дозволяли быть. Женщиной. Просто женщиной. И я была бы благодарна тому, кто научил бы меня быть ею.

Судья прочистил горло и больше не произнес ни слова.

Десять минут спустя Малышка Голди, капитан пиратского корвета «Враг», была прощена. Точнее, признана совершенно ни в чём не виновной.

Артия услышала эту новость от Тюремщика, когда тот вернулся.

— А что будет с командой Голди? — поинтересовалась она.

— Отправятся на виселицу, как и все вы.

— Похоже, у веревок будет много работы, — сказала Артия, как говорила когда-то Молли на сцене.

Потом дверь распахнулась шире, и в ней выросли два дюжих стражника: в камеру внесли несколько блюд, от которых поднимался пар, бутылку вина, горячий кофейник и проволочную корзину с раскаленными углями.

Планкветт степенно перелетел через камеру и приземлился на тарелку с картошкой.

— Гнусная птица, — процедил тюремщик сквозь зубы.

— Я просила камеру с камином, — напомнила ему Артия.

— Это невозможно. Эта камера специально предназначена для таких, как вы. Останетесь здесь. — Он придвинулся ближе и снова залебезил: — Но вашу команду я переселил. Камера хорошая, большая, с огромным камином — лучшая, какая у нас есть. Просто загляденье!

— Могу ли я вам верить? — Артия старалась не выдать охватившего ее волнения.